Ничего не скажу

Елистратов Владимир Станиславович

– Вон смотри, идёт, – говорит Петя. – Видишь, длинная такая, худая.

– Вижу. Это, кажется, из французской группы. Екатерина, по-моему. Фамилию забыл…

– Какая же это Екатерина? Это…

Петя задумался. Я:

– Ну, не Лыжей же её назвать?

– Нет, это, Вовка, грубо. Надо как-нибудь красиво. Мы же с тобой какие-никакие эстеты.

– Ну да… В народе вообще таких «оглоблями» называют. Может, Слега? Или Орясина?

– Нет-нет-нет. Вижу я, Вовка, насквозь твои крестьянские грубые

корни. Я бы назвал ее Антенной.

– Здорово!

– Я бы ни за что не додумался. Это ведь что-то типа Илоны, Анны, Нателлы, Корины… Да?

– Точно. Во!.. Машка Ляжкина идёт. Ты её знаешь?

– Да, знаю. Машка Ляжкина мне риторику сдавала. Раза четыре. Я её спрашиваю: что такое метафора? Не знает. Что такое метонимия? Не знает. Синекдоха? Не знает. Ничего не знает. В конце концов четвёрку поставил. За природные данные.

– Красивые, кстати, имена. Метафора, Метонимия… А в имени Синекдоха есть что-то глубоко испанское. Гваделахара. Картахена. Сразу на ум приходит: наваха, кастаньеты и всё такое.

– Нет, – сказал я, – Машка, она точно не Синекдоха.

Надо сказать, что у Машки Ляжкиной очень пышная фигура. Это в её-то восемнадцать-девятнадцать. А что будет в тридцать-сорок – представить страшно. У нас во дворе моей юности про таких говорили, пардон, «груди на блюде и попа-Европа».

– Тут много вариантов, – деловито сказал Петя. – Потенция. Комплекция. Даже можно: Комплектация. А лет через двадцать-двадцать пять можно будет сказать: Агломерация.

– Вот ты гений! – искренно изумился я. – Давай дальше словоблудием заниматься. Еще десять минут до пары. Так… Вижу Жанну Семёнкину. У неё, кстати, сестра-двойняшка.

– Ну, тут всё просто. Не догоняешь?

– Нет.

– Если сестра-двойняшка.

– И что?

– Какое имя у твоей Семёнкиной? Если у нее сестра-двойняшка?

– Какое?..

– Аналогия.

– Обалдеть! Я бы, чтоб такое сочинить, пять часов сидел бы, воздух портил.

Мимо нас быстро пробежала какая-то девушка с очень сосредоточенным лицом. Никаких особых примет.

– Ты её знаешь? – спросил я.

– Нет, – ответил Петя.

– Как назовём?

– Она, Вовка, бежала?

– Да.

– Как лошадь?

– Да, как лошадь.

– И?

– Кобыла? Скакунья? Наездница? Самка мустанга?

– Господи, какой же ты, Вовка, плоский… Ежу понятно, что – Кавалерия!

– Блин! Валерия, Кавалерия… Это же так просто.

– Еще бы, – самодовольно ухмыльнулся Петя. – Так, отворачиваемся. Мимо нас идёт Мосгаз.

Мосгаз – это Антонина Сергеевна Панова. Наивреднейшее существо. Доцент истории. Делать всевозможные гадости – это её хобби и радость.

Антонина Сергеевна Панова сосредоточенно прошла мимо нас, явно замышляя какую-то свою очередную мерзость. Мы с Петей синхронно развернулись

обратно.

– Как назовём?

– Не знаю. Вонючка.

– Сам ты… У неё же сама фамилия подсказывает, – торжествовал Петя.

– И как?

– Пандемия, конечно.

– Феноменально!

За последние шесть-семь минут переменки перед нами прошли: Аномалия, Суспензия, Саванна, Абстиненция, Синонимия, Периферия, Аннотация, Комедия и еще с десяток милых дев.

В самом конце переменки мимо прошла наша непосредственная начальница. Человек, с которым, если честно, совсем никому не хочется общаться, но по необходимости приходится.

И мы назвали её как? Правильно. Вакцинация.

Сон про не сон

Когда-то очень-очень давно, в 2000, помнится, году, я внимательно перечитал культовый труд психогуру Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений», написанный, кстати, в 1900-м. Юбилейно, выходит дело, прочитал. К столетию издания.

Помню, меня поразило в первую очередь следующее: всё, что написал Фрейд, было, конечно, в высшей степени забавно, но это «всё» не имело решительно никакого отношения ко мне лично. Ну, никакого решительно отношения.

Я тогда судорожно пытался толковать свои сновидения по Фрейду, и у меня ничего не получалось. Вернее, получалась какая-то чушь. Какие-то суши в квасе. Пряники в пиве.

Потом я прочитал еще многое из дяди Зигмунда и совершенно искренно возненавидел эту личность, этого неуемного диктатора от психологии. Этого гауляйтера души человеческой.

Однажды мне приснился сон (протолкуйте его, если сможете – по Фрейду). Клянусь, не вру. Передаю сон по-настоящему. В то время я уже начал записывать сны. Но об этом позже.

Я сижу в большом зале. Кругом – куча незнакомых людей. Встречаются, впрочем, и знакомые: одноклассники, однокурсники, продавщица Зухра из «Пятерочки», теренер Вадим из фитнеса, бомж Гаврюха с Пражской, мои кошки Савва и Муся, Навальный (не к ночи будь помянут), Эммануэль Макрон, Вахтанг Кикабидзе… Словом, весьма питательный винегрет из «бессознательного».

Все мы сидим в зале, а на сцене сидит Зигмунд Фрейд. Почему-то в виде актера Сергея Безрукова.

И вот Сергей Фрейд говорит:

– Дорогие друзья! Я – Фрейд. Вы все меня знаете. Как же меня не знать? Я актер Больших и Малых академических театров. Но «Фрейд» – это, как выяснятся, мой псевдоним. А вот мою настоящую фамилию я забыл. И вот. Я собрал вас здесь, эротопатосные мои, чтобы сообщить пренеприятное известие: я – не Фрейд. Я кто-то другой. Как вы думаете, кто я на самом деле? Жду ответа, как повара котлета.

И затих, закурив сигару.

Тут из зала стали звучать крики:

– Вы – Папироскин!

– Торчалкин!