Ничего страшного
Шрифт:
– Да нет...
– Маринка как-то снисходительно улыбнулась.
– Телефонный номер.
– А... Где-то был...
– И Ирина полезла в свою сумочку, где среди помады, тонального крема, ваток, ключей были свернутые листочки с нужными адресами и телефонами.
Копаясь, она в который раз подумала с раздражением: "Книжку пора завести... Невозможно же так!" Магазин, где есть отдел канцтоваров, напротив их дома, но постоянно то забываешь об этой книжке несчастной, то денег жалко, а чаще всего просто лень зайти...
Уже готовая вывалить на стол содержимое сумочки, она наткнулась
– Спасибо, - совсем вроде небрежно, но в то же время и неуловимо ласково произнесла Маринка.
– Давай, Ирушик, диктуй.
Она продиктовала. Через несколько секунд ожидания Маринка протянула ей телефон:
– Говори...
– Алло!
– заполошно выкрикнула Ирина.
– Здравствуйте!.. А можно воспитательницу из третьей группы.
– И добавила на всякий случай: - Очень важно!
– Щас, - отозвался усталый женский голос; в трубке что-то хрустнуло и затихло.
Спустя пару минут, за которые Ирина успела выпить половину приятно отдающего апельсином коктейля, трубка ожила снова:
– Да, слушаю!
– Зоя... гм?..
– Отчество воспитательницы вылетело из головы, Ирина мучительно замолчала; спасибо, на том конце провода подсказали:
– Зоя Борисовна.
– Зоя Борисовна, здравствуйте! Это мама Павлика Губина.
– И Ирина с непривычки понесла околесицу, запуталась, боясь сказать напрямую, что сегодня не сможет забрать сына.
– Значит, я так понимаю, - видимо, устав слушать, перебила воспитательница, - Павлик сегодня остается ночевать?
– Н-да, если можно...
– Конечно, можно, Ирина Юрьевна. Что вы!
– Голос сделался радушным и успокаивающим.
– Это же наша работа... Ничего страшного. Отдыхайте.
– И еще!
– боясь, что воспитательница положит трубку, заторопилась Ирина.
– У нас дома ведь телефона нет. Так, пожалуйста, если можно, скажите, чтобы Светлана или Аня Степанова зашли к моим... они в том же доме живут, и передали моим родителям...
– Все понятно. Хорошо, я скажу, - опять перебила воспитательница. Или записку в двери оставят, если никого дома не будет. У нас это оповещение отработано.
– Ой, спасибо вам, Зоя Борисовна! Большое спасибо...
– Ну вот видишь, - как старшая, улыбнулась Маринка, - а ты боялась. Даже юбка не измялась.
Этой своей шуткой она снова напомнила Ирине курящих, гуляющих с парнями своих четырнадцатилетних одноклассниц, и тот заполошный, испуганный голос в ней закричал: "Уходи ты! Иди домой! Домой!" А другой, взрослый и умудренный, заглушил эти крики холодным вопросом: "Зачем?"
– Еще сейчас по коктейльчику...
– Маринка плавным движением поднесла к глазам часики.
– И можно двигать. Зря, конечно, они в будний день открытие сделали... А, какая разница... Хоть посмотрим, как там в казино бывает. Давай, Ириш, досасывай свою "Отверточку".
Как и та шутка с юбкой, Ирину коробило название коктейля - грубое, механическое, впрочем, кажется, очень точное. Он именно отвернул что-то в душе, какой-то болтик, и влил внутрь теплое, горьковато-сладкое,
– После Михи опять на полных бобах осталась. Мы же с ним не зарегистрированы были, а у него жена формальная и ребенок. Он с ней не жил уже несколько лет, а она жила с одним из главных Михиных партнеров. Ну и... Запутанная, короче, история. Но я ничего делать не стала, чемодан собрала, и все... Хорошо, денежки кой-какие скопились, сняла однокомнатку. Стала работу искать.
Зажегся мягкий, не слепящий электрический свет. "Пять часов", автоматически отметила Ирина; в душе вяло и сонно трепыхнулось беспокойство и тут же пропало.
– И как ты?
– спросила Маринку.
– Да как...
– Та, переменив позу, закинула ногу на ногу, и Ирина заметила на загорелой коже (где в конце мая загореть-то успела?) несколько круглых розовых шрамиков. Наверное, от того аппарата Елизарова... И еще один шрам был длинный, неаккуратный, со следами небрежных, торопливых стежков. Но, как ни странно, он не пугал, а наоборот - делал Маринку живей, соблазнительней, похожей на испан-скую танцовщицу из какой-нибудь портовой таверны; Ирине вдруг захотелось погладить ее теплую упругую ногу.
– Как... Вспомнила свое парикмахерство, в салон устроилась. Конечно, не сразу, не все так просто. Это, оказывается, такая работа блатная! Легче масоном каким-нибудь стать... Зато теперь седьмой год уже - тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, - свожу концы более-менее. Старший мастер, свои клиенты... Мать умерла в прошлом году, я ее похоронила нормально. В родной угол перебралась.
– М-да-а...
– Ирина соснула "Отвертку", спросила полушепотом: - Одна живешь?
– С Викушей.
– А... кто это?.. Если не секрет, конечно...
– Да нет!
– хохотнула Маринка.
– Это дочку я так зову. Викторию.
– У, ясно...
– Ирина замялась, а потом уточнила все так же полушепотом: - Я не в этом смысле...
– Я одна, - спокойно, без всякого сожаления сказала Маринка.
– Так, бывают романчики... чтоб форму не потерять. Но, знаешь, Ириш, после Феликса с Михой, честно тебе скажу, трудно с кем-то серьезно сойтись. Или боровы стопроцентные попадаются, или мальчишки. А возраст такой, что с боровом еще не хочется, а мальчики, они только с виду сладкие... Через неделю тошнит от них... Феликс и Миха настоящие парни были, герои, но герои вот, оказывается, мало живут...
Где-то совсем недавно, прямо сегодня Ирина уже слышала о героях... И как подсказка - вместо Маринки Журавлевой заколыхалось перед глазами мясистое скорбное лицо Дарьи Валерьевны, засвербел в голове ее пересказ книжки о главной потере России... Ирина дернулась, будто на нее пахнуло морозом...
– Что, скоро в это "Ватерлоо" идти?
– отвязываясь от страшного совпадения, спросила она и добавила, усмехнувшись: - Нелепое какое-то название сделали! Ведь Ватерлоо - поражение, бессмысленный поступок, кажется. Ну, такое значение...