Ничейная земля
Шрифт:
Силуэты обоих солдат быстро растворились в темноте.
— Теперь все зависит от нас, — прошептал Райли.
Они начали медленно двигаться в сторону, противоположную той, где скрылись часовые.
Но в эту минуту за спиной у них раздался чей-то властный голос:
— Встать, именем Геспублики!
Оба интербригадовца застыли — не столько даже потому, что их обнаружили, сколько потому, что никак не ожидали услышать здесь этот голос, звучавший подобно плохо смазанной телеге.
— Кгугом! — снова проскрежетал голос, и в них ударил свет фонаря.
Алекс и Джек безмолвно и безропотно повернулись,
— Так-так-так!.. — произнес чрезвычайно довольный Андре Марти. — И что же мы здесь делаем? Генегал Вальтег сказал, будто не вегит, что вы ослушаетесь пгиказа, но я заметил в ваших глазах огонек неповиновения, лейтенант Гайли. И понял, что вам ничего не стоит пгедать своих товагищей и помочь бежать этим фашистам. Я знал, что вы на это способны.
Политкомиссар держал руку на рукояти пистолета, торчавшего у него из-за пояса, хотя в этом не было никакой необходимости: четверо солдат из генеральской охраны держали их под прицелом девятимиллиметровых пистолет-пулеметов Шмайсера.
— Вы оба агестованы, — самодовольно добавил Марти. — И увегяю, ваша кага послужит для всех угоком.
Их провели через весь лагерь батальона Линкольна, приставив к спине оружие, словно двух мародеров. Комиссар Марти прямо-таки упивался своей властью над американцами, которых всегда считал слишком самонадеянными и мятежными, и теперь этот случай должен был послужить уроком для всех: каждый, кто посмеет посягнуть на его авторитет, понесет заслуженное наказание.
Солдаты повскакивали с мест, чтобы посмотреть, как двух товарищей по оружию ведут под дулом пистолета в сторону палатки Мерримана. Он тут же выскочил наружу, услышав незнакомые голоса, которые становились все громче по мере приближения печальной процессии, возглавляемой Андре Марти.
— Что здесь происходит? — сердито спросил майор у Марти. — По какому праву вы арестовали двоих моих людей?
— Не стоит утгуждаться, товагищ майог, — с убийственной вежливостью ответил француз. — Вы и сами пгекгасно знаете, что пгоисходит.
— Я требую объяснений, — в бешенстве заявил майор, а Райли не мог понять, на кого он больше злится: на комиссара или на него самого. — Вы не имеете права их арестовывать.
Комиссар вызывающе скрестил руки на груди.
— Полагаю, вы пгедпочитаете сделать это сами, товагищ майог? — осведомился он и, подойдя вплотную к бывшему калифорнийскому профессору, угрожающе прошептал ему на ухо: — Или вы хотите, чтобы я пгедставил основания для их агеста, дискгедитиговав вас пегед вашими людьми? — он махнул рукой, указывая на собравшихся вокруг. — Вы, конечно, можете запгетить мне агестовать этих двоих пгедателей, но в таком случае обязаны будете агестовать их лично. Вы меня понимаете?
— Прекрасно понимаю, — тем же тоном ответил Мерриман. — Но если вы думаете, что имеете право врываться в мой лагерь и угрожать мне...
— Я вовсе не уггожаю, — перебил Марти, растягивая губы в злобной усмешке. — Мне это не тгебуется. Мои полномочия выше ваших, и если вы встанете у меня на пути, то нагушите субогдинацию, а товагищ генегал весьма сугово кагает подобные пгоступки. В конце концов, — повернулся он к Алексу и Джеку, — эти двое в любом случае должны быть наказаны.
Мерриман с трудом сдерживал ярость, с презрением глядя на политкомиссара. Заметив, как тот вытягивает вперёд шею, он подумал, с какой
Взглянув на Алекса и Джека, он понял по их глазам, что все кончено.
Мерриман по-настоящему удивился, прочитав, как губы Райли беззвучно прошептали: «Мне жаль».
Марти приказал идти дальше, и четверо солдат повели двоих друзей к засохшей оливе в нескольких метрах за чертой лагеря. Там им связали руки и велели сесть на землю, спиной к стволу.
— Ну что ж, надеюсь, вам удобно? — осведомился комиссар, устраиваясь рядом и обнажая в улыбке зубы, блеснувшие в темноте. — Сейчас вам не кажется хогошей идеей бунтовать пготив вышестоящих?
— Шел бы ты знаешь куда... — начал галисиец.
— Джек! — оборвал его Алекс. — Закрой пасть! — Затем, глядя на чернеющий в темноте силуэт Андре Марти, он произнес: — Товарищ комиссар, я признаю себя виновным в неповиновении, или в чем вы там хотите меня обвинить, но сержант Алькантара ни в чем не виновен. Он лишь выполнял мой приказ, и никто не вправе обвинять его в неповиновении. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять, этот толстяк неспособен на мятеж.
— Вот дерьмо! — выругался вышеупомянутый. — Но могу я узнать...
— Заткнись, мать твою! — рявкнул Райли.
Марти расхохотался — его, видимо, весьма забавляло это зрелище.
— Не беспокойтесь, лейтенант. Я пгекгасно знаю, что пгедставляет собой сегжант Алькантага; как и вы, он славится своей стгоптивостью. В каком-то смысле даже логично, что вы оба одинаково сквегно кончите, не находите?
— И как же мы кончим? — спросил Джек.
Зубы комиссара снова блеснули в темноте, обнажившись в улыбке.
— А это уже будет зависеть от гешения товагища генегала... Но я увеген, что оно не заставит себя ждать, — Андре Марти вновь хохотнул, как будто тявкнула собака. — А сейчас я оставлю вас под надзогом ваших товагищей из батальона Линкольна, чтобы все могли видеть, к чему пгиводит неповиновение. Завтга утгом я вегнусь, и вы пгедстанете пегед судом товагища генегала.
Француз сделал шаг вперед и присел на корточки перед арестованными.
— Ах да, и еще должен вам сказать, — доверительно произнес он; изо рта у него воняло, как из помойки. — Должен вам сказать, что двое солдат, котогые останутся вас кагаулить, имеют пгаво стгелять, если вы попытаетесь бежать. Так что, — он вновь захихикал, — можете попгобовать.
Пять минут спустя огни машины политкомиссара скрылись за поворотом проселочной дороги, а двое солдат из его личной охраны, как он и обещал, остались караулить Алекса и Джека, по-прежнему сидящих под высохшим деревом со связанными за спиной руками.
— Ну что ж, — вздохнул Джек. — Этого и следовало ожидать.
— Чего — этого?
— Что нас арестуют и устроят выволочку.
— Нет, — возразил Алекс. — Я уверен, что нет.
— Думаешь, нас расстреляют?
Райли покачал головой.
— Не думаю. Скорее всего, разжалуют в рядовые и отправят рыть выгребные ямы до самого конца войны.
— Ну, это ещё не самое скверное, — ответил Джек. — Хотя, честно говоря, я надеялся умереть иной смертью: скажем, бросив гранату под вражеский танк или закрыв грудью амбразуру.