Ничейная земля
Шрифт:
Райли повернулся к другу.
— Ты это серьёзно? — спросил он.
Галисиец закашлялся и сглотнул.
— Разумеется, нет. Сказать по правде, я предпочел бы умереть в постели между ног прекрасной женщины, но боюсь, для этого несколько поздновато: я уже больше года ни с кем не трахался.
— То-то я гляжу, ты как-то странно на меня смотришь, — заметил Райли.
Джек оглядел его с головы до ног.
— Нет, ты не мой тип, — произнес он наконец. — Как ты думаешь, кто мог настучать Марти?
Райли пожал плечами, хотя в темноте этот жест трудно было разглядеть.
— Может быть, и никто, — ответил он. — Этот Марти, конечно, скользкий тип, но не дурак. Вполне возможно, он и сам предвидел, что мы ослушаемся приказа.
— Честно говоря, я грешил на Хемингуэя. Ты отбил у него девушку, и ему это очень не понравилось.
Райли на миг задумался, но тут же отмел эту мысль.
— Нет, не думаю. Не тот человек. Такой скорее полезет бить морду или вызовет на дуэль, но не станет действовать исподтишка.
— Я бы не был так в этом уверен.
— Ты так говоришь, потому что совсем его не знаешь.
Сержант шмыгнул носом, после чего ответил:
— Нет, Алекс. Я так говорю, потому что как раз сейчас он идет сюда — и я не сомневаюсь, именно для того, чтобы позлорадствовать.
Подняв голову, Райли отчетливо разглядел в свете костров внушительную фигуру знаменитого журналиста, который спокойно приближался к ним, как будто совершал обычную вечернюю прогулку.
10
— Добрый вечер, товарищи, — поприветствовал Хемингуэй обоих часовых. — Как там наши заключенные?
Те, не заметившие его появления, резко обернулись, вскинув оружие.
— Спокойно, спокойно, — заговорил писатель, поднимая руки. — Спокойно, друзья мои. Я пришел лишь вас проведать. Вам известно, кто я такой?
— Журналист, — ответил один из солдат с сильным немецким акцентом. — Чего вам надо?
— Ничего такого... Просто поговорить с заключёнными.
— Нельзя. Валите отсюда.
— Только одну минутку...
— Никто не имеет права приближаться к заключенным, — пояснил другой солдат. Этот, напротив, говорил со славянским акцентом, и голос его звучал более дружелюбно.
— Но ведь я же не кто-нибудь, — настаивал журналист. — Я — Эрнест Хемингуэй, близкий друг генерала Висенте Рохо, и у меня есть право говорить, с кем захочу, и ходить везде, где пожелаю. Или вы считаете, что приказ комиссара Марти может отменить решение генерал-майора Республиканской армии?
Часовые не на шутку засомневались, прежде чем ответить. Хемингуэй, воспользовавшись заминкой, сунул руку в карман, извлёк оттуда маленькую фляжку и протянул ее обоим караульным.
— Не желаете хлебнуть? — предложил он. — Виски — что надо!
— Мы не имеем права пить
— И кто же об этом расскажет? Эти двое? — указал он кивком на Джека и Алекса.
— Мы не имеем права пить, — повторил немец. — Так что уберите.
— Я всего лишь предложил, — вежливо извинился журналист, убирая фляжку в потайной карман брюк. — Ну, а как насчёт сигареты? Курить-то вам можно?
— У нас есть свой табак, — заявил славянин, запуская руку в карман.
— Вы имеете в виду ту дрянь, которую курят русские? Это же не сигареты, а чистый яд. Хотите попробовать настоящие американские сигареты?
Караульные опасливо переглянулись, но в конце концов все же протянули руки.
Хемингуэй извлёк из нагрудного кармана початую пачку «Кэмела» и протянул каждому по сигарете.
Оба солдата тут же сунули их в рот.
— Постойте-ка, — произнёс Хемингуэй, засовывая руку в задний карман брюк. — Кажется, где-то у меня была зажигалка.
Привычным жестом они потянулись к зажигалке, но вместо нее перед ними вдруг оказалось дуло кольта сорок пятого калибра, а слух безошибочно различил щелчок затвора.
— Бросай оружие! — рявкнул Хемингуэй, тут же позабыв о своём прежнем любезном тоне. — Очень, очень медленно.
Только сейчас оба караульных начали понимать, что происходит.
— Ну, а если не бросим? — с вызовом ответил немец. — Что вы тогда сделаете? Пристрелите нас?
— Надеюсь, до этого не дойдёт, но, если у меня не останется другого выхода, то да.
— Тогда вас расстреляют.
— Ну что вы! — почти беззаботно ответил журналист. — Самое большее — вышлют из страны. Одно из преимуществ известных людей — то, что никто не может тебя пальцем тронуть. Так что бросай свою пукалку, если не хочешь неприятностей, — добавил он почти приветливо. — Брось оружие, и все будут живы-здоровы.
— Если мы это сделаем, — ответил славянин, — комиссар прикажет нас расстрелять.
— Возможно. Но вы обвините во всем меня, и тогда вас освободят. В противном случае я пристрелю вас обоих раньше, чем вы успеете спустить курок, и тогда не курить вам больше сигарет. Ну, что скажете? Стоит ли рисковать?
— Вы не сможете нас хладнокровно застрелить, — ответил немец.
— Вы уверены? — спросил Хемингуэй.
Прошло несколько бесконечных секунд напряженного ожидания, прежде чем послышался приглушенный стук падающего на землю оружия, а за ним еще один.
Спустя три минуты часовые сидели на месте Алекса и Джека, привязанные к стволу и с кляпами во рту. Друзья в последний раз проверили узлы и на всякий случай отодвинули оружие подальше.
В тусклом свете звезд Хемингуэй и Райли смотрели друг на друга.