Ничейный час
Шрифт:
Она осторожно поднесла еду к носу — пахло кислым хлебом. В животе мгновенно заурчало, и Тийе вгрызлась в черствый кусок.
После еды внутри заметно потеплело, голова стала тяжелеть.
— Ну, рассказывай.
Тийе начала говорить, сначала с трудом, а потом словно само хлынуло. Она рассказала и про деревню, и про Иму, и про кота, и про вилы, и про солдата, и про то, что она идет на юг.
Ночной рассмеялся.
— Ты смелый цыпленок!
Тийе тихонько хихикнула.
Ночной вдруг насторожился. Тийе мгновенно подобралась.
— Ходит, сволочь, — прошептал он. — Сиди тихо.
Что-то тяжело дыша, сопя и похлюпывая, ходило
"Сиди тихо", — поняла она. И она сидела тихо, неподвижно, почти не дыша.
Что-то глухо заворчало, Тийе прямо ощутила его досаду на то, что вот, где-то тут живая кровь, еда, а где — не видно, не поймешь и не поймаешь. Топот, хруст и хрюканье еще долго раздавалось вокруг их убежища, тварь пару раз наваливалась на дерево, крыша их пещерки обвалилась им на головы, но больше ничего не произошло. Потом вдали послышался не то прерывистый вой, не то плач, и тварь, взрыкнув, быстро потрусила туда.
Тийе выдохнула.
— Это кто был? — еле слышно прошептала она.
— Тебе очень хочется знать, как это выглядит?
Тийе помотала голвой и прижалась к Ночному. С ним она ощущала себя в безопасности. Тварь ушла. Тийе была сыта. Тийе было тепло. Она уснула.
Они шли уже третьи сутки. Даже если бы Тийе хотела удрать от своего спутника, она не знала, где они находятся. Он, наверное, тоже это понимал, и потому не очень опасался, что она вдруг возьмет да перережет ему ночью глотку. Он умел выживать в диких местах, она — нет. Он явно знал местность — ну не случайно же они каждый раз находили себе укрытие на ночь и на день? Он умел добывать еду. Но, главное, он знал, куда идет. Тийе решила, что пока им по пути. А там видно будет.
Выходили они как правило незадолго до рассвета и шли, пока солнце не поднималось слишком высоко. Тогда Ночной находил укрытие, ставил защиту и заваливался спать. А когда солнце опускалось низко над лесом, они снова выходили и шли до середины ночи, пока не начинала валиться от усталости с ног Тийе. А если день выдавался пасмурным, или шли они по лесу, дневной переход бывал и дольше. Но Ничейный час Ночной считал самым спокойным для похода. Так оно и было. И Тийе покорно шла за ним, не расставаясь со своими вилами, послушно выполняя все его приказы. Ночной не особенно с ней цацкался. Но с Тийе вообще никто никогда не цацкался. Разве что Има, но он вообще был жалостливый, за то и погиб. Тийе не жаловалась, что он быстро идет, и ей постоянно приходится его догонять, не жаловалась, что не получается выспаться. Он ее защищал и кормил, разве мало? Не мало, можно сказать, даже много. Даже больше чем много. И еще он ничего от нее не хотел. Вот это было удивительнее всего.
Как родители померли, тетка Майе забрала ее к себе, говорила, что из жалости. На деле-то лишние руки в хозяйстве были нужны. Может, потому ее и прятали, когда порой из Столицы приезжали забирать сирот. Кормили плохо, одежонку тоже давали худую, куском попрекали. Тийе не жаловалась, другие жили не лучше. Зато в Столицу не забрали. Да еще братец Има, теткин сын, хороший был… А вот дядька чуть не с самого начала в углу прижать пытался. Тетка, как узнала, наорала на мужа, а ее побежала бить. Тийе укусила тетку за руку, вырвалась и спряталась. Има ей два дня еду носил, а потом, когда тетка остыла, привел домой.
К ней много кто лез. А что, девка-сирота, ничейная.
А теперь все померли. И Има тоже.
Они шли уже не по лесам-перелескам-буреломам. Из земли полезли камни, по оврагам лежали валуны, а раз попалась целая каменная река, холмы подросли, и на их вершинах среди черных елей возвышались серо-коричневые слоистые останцы, похожие на развалины стен.
Погода испортилась. Холодный и сырой порывистый ветер принес с запада мокрый снег. Сначала с низкого, набухшего сырого неба падали отдельные снежинки, потом повалило так, что в десяти шагах видно ничего не было. Ночной еще с вечера сказал, что погода будет дурная.
— Тут место есть хорошее, сутки пересидим. А то сумряки такую погоду очень любят, эта сволочь стаями всегда ходит.
Тийе даже не стала спрашивать, кто такие сумряки.
Место и правда было хорошее, даже обустроенное и обжитое, что почему-то испугало Тийе. Людей она боялась больше, чем тварей. Но Ночной, как видно, бывал тут не впервые. Это не слишком успокоило Тийе — ее Ночной-то хороший, а кто знает, каковы другие будут?
Это была расщелина в крутом склоне холма. Между скальными высокими стенками застрял большой кусок камня, со временем его затянуло землей, и на ней выросла молодая елка. Внутри места хватило бы и на пять человек. Земляной пол выровняли и утоптали, в дальнем углу был сложен очаг, а возле него кучей навалены дрова. Чугунный котелок стоял на каменном выступе, на полу у стены валялся осыпавшийся уже лапник, а поверх него — несколько старых духовитых овчин. Ночной как всегда походил вокруг убежища. На земле поправил какие-то фигуры из камней, потом углем начертил непонятные закорючки по обе стороны от входа и над ним. Запалил костерок и велел Тийе натопить снега. Когда котелок был полон, он достал нож, провел перед входом черту и воткнул нож по самую рукоятку в землю.
— Теперь сидим тут и не выходим, — спокойно сказал он, завешивая низкий вход самой большой овчиной.
Внутри было уютно. Свист ветра снаружи придавал этому покою и теплу еще больше значимости. Тийе было хорошо. Вот так бы сидеть в этом тихом углу, отгородившись от всего мира, и ничего больше не надо.
Вчера им повезло, и теперь Ночной нанизывал на прутики куски мяса какой-то твари. Тийе не запомнила какой, но вчера ела мясо — ничего так. Ночной достал из своего мешка соль и какую-то траву. Траву бросил в котелок, и убежище наполнилось приятным травяным запахом.
— Это что? — спросила Тийе.
— Да разные травки. Лучше спится, и потом бодрее идешь.
Тийе взяла у Ночного уже нанизанные прутики и стала вертеть мясо над огнем.
— А почему ты ко мне не пристаешь? — спросила она и почувствовала, что краснеет. Вот уж никогда не подумала бы.
— А надо? — ответил он, не глядя на нее.
— Нет!
— Тогда что спрашиваешь?
— Все мужики лезут, — уверенно сказала она.
Он посмотрел на нее.
— Если у вас все мужики лезут к сопливкам, у которых еще и кровей не было, и если эти сопливки считают это обычным, то и правда конец землям Дня.