Ничейный космос
Шрифт:
К тому времени мне исполнилось одиннадцать, а Персефоне — тринадцать, но мы уже были женщины. Каждое утро просыпались с улыбками и с песнями веди хозяйство, превращали дом в милое, дорогое нам место. Шива почти перестала грустить, а потом ее наконец забрали на Жатву.
Гера ненадолго замолкает. По ее лицу катятся слезы и крупными каплями падают на крышку нашего стола. Грендель, этот волосатый гигант, промокнув Гере платочком глаза, обнимает эту маленькую, хрупкую женщину.
Гера делает большой глоток вина, пробует говорить, но голос ее надломился. Ей нужно время. Через несколько минут Гера продолжает рассказ с прежней силой и ритмом:
— С уходом Шивы мы с Персефоной
— Но вот забрали Персефону, и на два года я осталась одна. Прочие девочки обращались со мной замечательно, но переходить в их семьи я не хотела. Вела и дальше хозяйство, устраивала праздники, готовила обеды из шести блюд, которые сама же и съедала. Постоянно думала о Дарси, [17] о том, какие у него волосы — каштановые или белокурые?
17
Персонаж романа Дж. Остин «Гордость и предубеждение».
— Затем мне исполнилось восемнадцать, и меня забрали на Жатву. Помните, прежде я не бывала на поверхности родной планеты. Гарем — скопление красивых домиков — находился под землей, и свет туда проникал через узкие щелки. Неба мы не видели никогда. Нас ждал самолет, я боялась лететь. (А вокруг площадки носились животные.) Над головой горел желтый пламень.
— Я видела мужчин, смотревших на меня похотливо, но так, словно я — богиня. Теперь-то мне понятно, что на Гекубе мужчины живут странной, пустой жизнью: работают в полях, на фабриках, поют песни, пишут картины, сочиняют поэмы о любви к женщинам, которых не знают. Им приходится быть гомосексуалистами, но ужас не в этом. Они живут до восьмидесяти, девяноста лет, а то и дольше. У них общество, они согреты солнцем… Однако для мужчины жизнь без женщины — вовсе не жизнь. Мы — ключи и замки, инь и ян. Мы — воздух и легкие. Мужчины и женщины, мы — единое целое.
Стены усиливают каждое слово, которое раскрывается перед нами, будто цветок навстречу восходящему солнцу. У Геры истинный дар, она завладела нашими сердцами; мы жадно ловим взглядами ее жесты, переживаем ее волнение при приближении к самолету, чувствуем вместе с ней страх при подъеме на высоту. Мы трепещем, едва речь заходит о дворце, куда вводят Геру.
— Слуги искупали меня и одели. Им нравилось мое обнаженное тело. А ночью меня снова раздели, надушили духами, сделали массаж и натерли маслом; потом уложили спать. Утром все повторилось: массаж, духи, масло. Моя кожа впитывала пряные ароматы, а тело дрожало от пробудившейся сексуальности.
— Я совсем не знала, к чему готовиться. Думала, может, меня выпотрошат, обезглавят или запытают на дыбе. И уж совсем не ожидала, что меня и других девочек, достигших совершеннолетия, накормят и напоют вином. Дворцом владели гиганты — невероятно красивые мужчины й женщины. Они велели нам петь и танцевать, а мы повиновались. Затем султан подозвал к себе одну девушку (а всего нас было около сотни), разделся сам и стал любоваться ее прелестями.
Гера замолкает. Затем…
— Девушек на Гекубе выращивают только за тем, чтобы лишить
— О той ночи зла больше рассказывать не стану. Скажу только: я выжила. Очнулась под завалом из мертвых тел, ползком выбралась из дворца и спряталась в холмах. А однажды мне повезло угнать звездолет, который будто нарочно подготовили для дальнего космического путешествия. Познания в астрономии помогли мне выбраться к звездам, и через полтора года меня подобрал пиратский корабль. Теперь я здесь.
Гера поднимает бокал.
— Тост.
Свои бокалы, кружки поднимаем и мы.
— За Наоми, за Клару, за Шиву — за всех девушек на Гекубе. За моих сестер!
Мы эхом, на пределе сил повторяем:
— За твоих сестер!!!
Лена бледнеет, ее всю трясет.
— Неужели, — шепчет она, — мы допустили подобное?
ФЛЭНАГАН
Рассказывается еще история. Иллирийцы танцуют для нас, мекенийцы с необычайным умением ставят кукольный спектакль. Стая лоперов изображает охоту.
Лена с силой ударяет по столу кружкой. Все оборачиваются.
— А вот моя история, — произносит она.
ЛЕНА
— У меня есть сын, любить которого я не могу. Эти слова вызывают в зале ропот.
— Вы скажете «ну и что?», — продолжает Лена. — По сравнению тем, что пережили другие. Я знаю о ваших страданиях. Многих моих друзей отправили в тюрьму по нелепым обвинениям, и они провели остаток жизни в камерах, где не могли даже встать в полный рост, такой низкий там был потолок. Им отказали в защите и правосудии. Почему? Да просто так. Их лишили жизни не в наказание, не в порядке упреждающей меры. Бывает, система проглатывает человека, не заметив и не выплюнув потом костей.
Обо всем этом я знаю, и… не могу любить своего сына. Потому мое сердце болит, умирает.
Я не любила даже отца своего ребенка. Жила для себя, а сын Питер больше века провел в состоянии замороженного эмбриона. Когда он родился, у меня в жизни начался тяжелый период: целый год я пролежала в больнице и еще четыре восстанавливалась дома. Питера без меня растили посторонние женщины, и растили неплохо. Когда же я вновь смогла быть ему матерью, то постаралась любить его. Я очень сильно старалась. На его одиннадцатый день рождения мы танцевали с ним на площади святого Марка в Венеции, на Земле. Специально для нас играл оркестр в кафе «У Флориана». Волосы у Питера соломенные, и веснушки — как у меня. Он рос очень серьезным мальчиком, прилежно учился. Но вырос злым. Однажды содрал с соседской кошки шкуру. Позднее стал выпивать, а точнее — спиваться. Подсел на наркотики. Внешне повзрослел, но в душе остался мальчишкой: издевался над друзьями как мог. В этом мы с ним разнились. Да меня тогда рядом с сыном и не было — я занималась политикой, отвечала за великие изменения в обществе.
Я создавала «Хеймдалль».
По залу вновь прокатывается волна шепотков — на этот раз удивленных.
— Я была политиком и пионером движения космической колонизации. Питер шел во второй волне колонистов; его экспедиционная группа высадилась на Меконие, пустынной планете, где царило отчаяние. Ее так толком и не освоили. Питер тогда еще оставался сравнительно молодым… и амбициозным. Он убил избранного президента своей колонии, захватил власть. Я же в то время занимала пост Первого Президента всего человечества. Меня звали Забар.