Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1

Годмен Дэвид

В назначенный день отец привел Пунджаджи к нам в гости. Мы все совершили перед ним простирание в знак величайшего почтения. Хотя мы никогда раньше и не встречались с ним, мы почувствовали явную связь с ним. Когда церемония знакомства подошла к концу, он улыбнулся благосклонно и умиротворенно. В этот момент каждый из нас понял: мы нашли учителя, которого так долго искали. Это было удивительное коллективное самоотдавание, когда мы все без тени сомнения отдали себя этому человеку в первый же момент, увидев его улыбку, и даже предыдущее разочарование с другими свами не могло помешать этому. Много лет прошло с тех пор, как он вошел в нашу жизнь, но мы все – моя сестра Судха, мой брат Радж, родители и я, – присутствующие при этом событии, остались его верными преданными.

Я не претендую на исключительность данного

события. В последующие годы нашего общения с Пунджаджи я видел, как многие люди принимали его в качестве своего учителя после нескольких секунд знакомства с ним. Бывает достаточно одного взгляда Пунджаджи, чтобы даже самые циничные и скептичные ищущие поняли: их долгий поиск гуру окончен.

Каждый раз когда мы встречались с Пунджаджи, мы вели многочисленные дебаты относительно духовных вопросов. Каждый из нас придерживался своей точки зрения, и каждый считал себя правым, а точки зрения остальных – ошибочными. А Пунджаджи убедительно, но в мягкой форме показывал нам, что мы все ошибались и наши соображения и теории были мертвы и представляли собой лишь обрывки мертвых концепций. Один за одним мы сдавали свои позиции, которые так долго лелеяли, и практики, вверяя ему заботу о наших жизнях.

До встречи с Пунджаджи я был сторонником карма йоги и отстаивал ее действенность в бесконечных спорах на духовные темы, которые велись в нашем доме. Я принял эту позицию, так как на меня оказал большое влияние учитель Наяк, ветеран борьбы за освобождение, живший в Анколе. Всю свою жизнь он посвятил служению обездоленным и угнетенным в нашем регионе, и его называли Ганди Северной Карнатаки. Мне он казался смиренным человеком, свободным от эго. Однако моя мать никогда не придерживалась такой же точки зрения.

Она, бывало, говорила: «Никогда нельзя сказать наверняка, освободился ли человек от эго, просто наблюдая за его поступками или слушая его речи».

В первую же нашу встречу с Пунджаджи я поднял этот вопрос, и был удивлен, когда он принял сторону моей матери.

«В каждом человеке заложено эго, и его проявление бывает довольно неуловимым, – ответил он. – И поведение не является достоверным показателем просветленности или свободы от эго».

Я принял его слова, никоим образом не подвергнув их сомнению. Это было одним из любопытных и значимых показателей, что мы впустили Пунджаджи в свою жизнь. Мы бесконечно могли спорить на духовные темы между собой, но если мы выносили вопрос на его суждение, одного его слова или предложения было достаточно, чтобы положить конец всем нашим сомнениям и разбить все наши убеждения, которые мы с таким пылом отстаивали на протяжении многих лет. Мы не просто сдавали свои позиции, а без всяких колебаний и вопросов принимали всё им сказанное.

Как-то я привел учителя Наяка на встречу с Пунджаджи, так как хотел, чтобы они наконец-то познакомились. Учитель Наяк тут же признал величие Пунджаджи и тоже стал его преданным.

До встречи с Пунджаджи у нас был свой семейный гуру. По заведенной традиции, у нашей касты были свои гуру, и при рождении мы автоматически становились их преданными. После того как мы приняли Пунджаджи своим учителем, мы вместе с ним пошли к нашему семейному гуру. Пунджаджи нас очень удивил, когда снял с себя рубашку и распростерся перед свами. Он даже коснулся его ног, когда лежал на полу. Пунджаджи не был высокого мнения об этом человеке, поэтому проявленное им уважение к этому свами удивило нас. Свами дал ему кокос, который Пунджаджи принял как прасад. По дороге домой он объяснил, почему так себя вел.

«Я выступаю как домохозяин. Этот же человек санньясин. Это будет правильно, если я окажу ему уважение, коснувшись его стоп. Такова традиция в этой стране. Я не выказываю уважение его внутреннему состоянию, а проявляю уважение, поскольку он свами. В действительности же я вижу, что он очень тамастичный человек. В нем нет ни саттвы, ни раджаса».

В последующие годы я видел, как он таким же образом обращается и с другими свами. Он обычно выказывал внешнее уважение к тем, кто носит одеяния оранжевого цвета, особенно если они главы ашрамов или матхов. От других я слышал, что Пунджаджи состоит в хороших отношениях

со всеми главами ашрамов в Ришикеше и Харидваре. В знак благодарности и дружбы они от случая к случаю направляют к нему преданных. То же самое происходит и в других местах. После того как Пунджаджи побывал в Чикмагалуре, у Шанкарачарьи Шринджери Матха сложилось очень хорошее мнение о Пунджаджи. И когда люди обращаются к Шанкарачарье в поисках свободы, он осмотрительно направляет их к Пунджаджи, так как знает, что он дока в этом вопросе. Я был знаком с четырьмя такими преданными, которых Шанкарачарья направил к Пунджаджи. Такие известные свами, как Шанкарачарья, не могут открыто выражать свое уважение к Пунджаджи, при этом не теряя авторитета в глазах своих преданных, но в глубине души они очень высоко ценят его.

По мере того как мы больше узнавали Пунджаджи, он стал давать советы членам моей семьи в разных аспектах жизни. Он начал помогать в управлении домашним хозяйством, научил множеству практических вещей, которых мы не знали раньше. Мать и сестра учились у него кулинарному искусству. С моим отцом он обсуждал ведение дел в лесу, а когда разговаривал со мной или моим братом, то давал советы, как оставаться здоровым, и обсуждал с нами последние спортивные новости, опубликованные в газете. Казалось, он обладал неограниченным запасом знаний по всем вопросам, влияющим на нашу жизнь. Своим примером он учил, как брать от жизни самое лучшее – как в духовном аспекте, так и в материальном. Когда он не давал советы, он потчевал нас историями о своем прошлом или поездках по Индии. Создавалось впечатление, что он побывал в каждом уголке страны и, по-видимому, обладал практическими знаниями по языкам, на которых общаются в Индии. Перед тем как он впервые пришел к нам в дом, мы полагали, что будем разговаривать с ним на хинди, поскольку знали, что он был родом из Пенджаба. И каково было наше удивление, когда, вместо этого, он заговорил с нами на правильном каннадском языке.

При каждом его визите мы хотели оказывать ему особые почести, но он предпочитал, чтобы мы относились к нему просто как к такому же члену нашей семьи. Например, как-то рано утром он захотел принять ванну, но обнаружил, что она занята. Тогда он вышел на улицу, снял с себя одежду и вышел под дождь. Тогда стоял сезон дождей, и потоки с неба были такими же сильными, как и струя воды в ванной. Мы все чувствовали себя виноватыми из-за того, что причинили ему неудобство, но когда обратились к Пунджаджи с тем, что стоит ему только сказать и мы всегда пропустим его вперед, он только рассмеялся и ответил, что любит стоять под дождем. С того дня мы оставляли полотенце и мыло на веранде, на случай если он вдруг захочет насладиться небесным душем.

Пунджаджи обладал необыкновенным воздействием, вследствие которого люди оставляли свои ошибочные религиозные убеждения. Большинство очень привязаны к своим идеям о Боге, садхане и просветлении. Обычно такие люди с пеной у рта отстаивают свои взгляды, если кто-то осмелится не согласиться с ними. В Лонде многие приходили к Пунджаджи только чтобы отстоять свои взгляды. Возможно, они надеялись, что им удастся склонить его к их сектантской точке зрения. В большинстве таких случаев Пунджаджи вводил этих спорщиков в состояние безмолвия, в котором они непосредственно осознавали никчемность всех верований. Некоторые из тех, кто пришел бросить ему вызов, впоследствии становились его лучшими преданными. Пунджаджи был настолько в этом силен, что мой отец и доктор Бакр частенько выходили на базар и находили там желающих посетить сатсанги Пунджаджи. Они обращались к людям, говоря, что Пунджаджи настолько велик, что каждый должен воспользоваться случаем и посетить его сатсанг. Спустя тридцать лет некоторые из тех, кого таким образом зазвали на сатсанг, продолжают оставаться его преданными.

В 1960-е годы у Пунджаджи была настолько хорошая репутация человека, который может убеждать состоянием безмолвия, что сам управляющий Шри Раманашрамом направлял к нему ищущих, которых не удовлетворяли беседы с представителями ашрама. В ответ на это Пунджаджи время от времени направлял в Раманашрам тех, кто доставлял ему в Лонде слишком много хлопот.

«Отправляйтесь в Раманашрам и соблюдайте тишину в течение нескольких недель, – говорил он. – Затем возвращайтесь ко мне, и мы продолжим наш разговор».