Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1
Шрифт:
Мы не встретились с ним на станции, и свами решил, что меня нет в Лонде. Он тут же купил другой билет из Лонды в Пуну и снова сел на поезд. Ему удалось уговорить кондуктора занять то же самое место, что и до этого. Однако поезд никак не трогался с места, и он вышел на платформу размять ноги.
Когда свами Абхишиктананда увидел нас, то взял свои сумки из купе и пошел к нам на встречу. В это время поезд тронулся.
Мы обменялись обычными приветствиями, и я рассказал ему, что ехал в том же поезде, что и он, и что прочел его открытку лишь в Рам Мандире. Первым делом мы пошли в кассу вернуть билет. Затем он рассказал мне, что произошло с поездом.
«На этой станции поезд должен стоять десять минут. Когда же поезд приехал сюда, я спал, поэтому-то вы меня и не увидели на
По прошествии десяти минут был дан гудок, станционный работник взмахнул флажком, но ничего не произошло. Поезд не тронулся с места. Он как будто застрял здесь и стоял практически час. Никто не мог привести его в движение. Тут я увидел, как вы идете по платформе. Тогда я вернулся в свое купе забрать сумки. И что же вы думаете? Как только я снял свой багаж с поезда, поезд тут же тронулся с места.
Теперь-то я знаю, почему поезда так часто идут с опозданием в Индии. Никто даже и не подозревает, что есть высшая сила, которая может останавливать поезда, даже если его двигатель исправен!»
Мы некоторое время пожили в Лонде, а затем вместе отправились в Гоа. Уже после этого он один поехал в Пуну.
Где-то в начале 1990-х во время проведения одного сатсанга в Лакнау Пападжи как-то заметил: «Я обладал сиддхами (сверхъестественными силами), но отказался от них. Я не захотел больше иметь такие силы».
Когда же один из преданных поинтересовался, в чем они заключались, Пападжи рассказал эту историю с поездом, который долго не мог тронуться со станции в Лонде. Он признал: каким-то образом он применил свою силу, так как хотел удостовериться, что поезд все еще будет на станции, когда он вернется туда.
Винаяк продолжает предаваться своим воспоминаниям о том времени, когда Пунджаджи был в Карнатаке.
Чаще всего Пунджаджи ездил в близлежащие города или регионы: Белгаум, Гоа, Хубли, Анколу, Дхарвар, Мирадж, Кханапур и Дандели, куда добраться относительно легко. Дандели – это расположенное в лесу местечко, куда мой отец ходил иногда по делам. В более отдаленных местах, таких, как Бомбей или Северная Индия, Пунджаджи бывал реже. Мой отец однажды отправился в Дандели вместе с Пунджаджи – встретить некоторых преданных, – и пока они там были, ему удалось уговорить его сфотографироваться. Это был настоящий прогресс, поскольку в то время Пунджаджи обычно отклонял какие-либо предложения сделать его фотографию.
Когда же наша семья стала преданными Пунджаджи, у нас, естественно, возникло желание повесить фотографию Пунджаджи в комнате для пуджи. Тогда у нас уже были снимки Сатьи Саи Бабы, Раманы Махарши и Рамакришны Парамахамсы, но не было фотографии Пунджаджи. Я подошел к Нараяну Бакру и поинтересовался, можно ли сделать одну фотографию, чтобы мы могли повесить ее в своей комнате для пуджи, но ответ его был не очень-то обнадеживающим.
«Даже и не заикайся об этом при Пунджаджи», – посоветовал он. – Он не разрешает себя снимать. Когда же его об этом просят, он сердится. Если хочешь, могу показать тебе те немногие снимки, что у меня есть.
Он указал на две фотографии, висевшие на стене. Они были очень плохого качества.
«Их сделал Кулкарни, – сказал он. – Он хотел снять крупным планом, поэтому спрятался в кустах среди листвы и сделал снимок, когда Пунджаджи проходил мимо. Он очень нервничал, поэтому снимок вышел таким расплывчатым. Полагаю, у него дрожали руки, когда он снимал».
Другим еще меньше повезло с их попытками сфотографировать Пунджаджи. Я знал одного человека, который несколько раз фотографировал Пунджаджи, когда тот не знал об этом, но при проявке пленка оказалась засвеченной. Некоторые преданные, слышавшие эту историю, связывают такое явление с силой Пунджаджи. Хотя он и не делает ничего преднамеренно, они полагают, что его нежелание быть снятым каким-то образом влияет на качество пленки, приводя
Наша семья была более удачлива. Моему отцу удалось сфотографировать Пунджаджи в Дандели, и даже мне представилась возможность сделать один снимок, при этом не прибегая ни к каким крайним мерам. Когда Пунджаджи второй раз приехал в наш дом в Анколе, отец отправился с ним на прогулку. Я хотел пойти с ними, но Пунджаджи не разрешил мне их сопровождать.
Когда они возвращались обратно, я подошел к нему, держа в руках старый фотоаппарат и сказал: «Многие хотят получить вашу фотографию, чтобы повесить ее в комнате для пуджи, но до сих пор вы никому не дали своего согласия. Можно мне вас снять прямо сейчас и позволить преданным сделать с нее копию?» К нашему удивлению, он улыбнулся и ответил: «Конечно! Вперед».
С ним было еще два человека – мой отец и учитель Наяк. Они трое стояли под манговым деревом, приготовившись к съемке. Эта фотография была одной из первых, сделанная с согласия Пунджаджи, и когда она была проявлена и напечатана, на ней отчетливо было видно, что ветки и листья дерева приняли очертания «Ом». И конечно же, все хотели сделать копию. Все, что делалось с согласия Пунджаджи, выходило замечательно, а без его одобрения зачастую оборачивалась не так, как хотелось бы. Фотографии, сделанные тайком, были смазаны или испорчены, в то время как дозволенные получались красиво. Где-то через год Пунджаджи стал более спокойно относиться к тому, что его снимают. Он даже разрешил нам сделать копии с некоторых старых негативов, хранившихся у него. Помню одну фотографию, где ему было около сорока лет. На ней он очень молод, полон сил и здоровья. Тот кто никогда не встречал Пунджаджи, глядя на снимок, может подумать, что он был профессиональным борцом или штангистом, настолько мускулистым было его тело.
Одним из наиболее интересных посетителей Пунджаджи в то время был суфий по имени Абдул Гаффар. Он сам был учителем и у него было много учеников и последователей. Обладая опытом многих мистических переживаний, Абдул Гаффар сумел распознать величие Пунджаджи, несмотря на то что Пунджаджи не принадлежал к суфийской традиции. Абдул Гаффар регулярно приезжал в Лонду в сопровождении своих учеников. Думаю, у него был собственный центр в Белгауме, где-то в пятидесяти километрах отсюда. Иногда численность их группы доходила до сотни человек. Сатсанги начинались с того, что Абдул Гаффар пел песни преданности на арабском, и время от времени их подхватывали его последователи. Затем они с Пунджаджи с большим энтузиазмом начинали обсуждать различные аспекты суфизма. Пунджаджи хорошо говорил на персидском и урду, а также хорошо знал суфийскую литературу на этих языках. Казалось, ему очень нравилась компания Абдула Гаффара. Создавалось впечатление, что у Пунджаджи всегда было хорошее настроение во время его визитов.
Практически все преданные, приходившие в Рам Мандир в Лонде, находились на каком-то духовном пути, когда впервые встречали Пунджаджи. Им всем Пунджаджи советовал одно: «Оставьте свои практики: в них нет нужды». Большинство его посетителей, даже те, кто считали себя его преданными, не могли принять его совет. Они продолжали выполнять садханы и свои пуджи в отсутствие Пунджаджи, а некоторые даже ходили к другим гуру, когда Пунджаджи уезжал куда-либо. Они пытались скрыть это от Пунджаджи и действовали за его спиной, но он знал, что происходит. Несмотря на то что он был в курсе событий, он никогда не выражал недовольства и не критиковал их. Это один из моментов, располагающих нас к нему. Он никогда не заставлял своих преданных поступать определенным образом. Он лишь давал совет, если его об этом просили, но никогда не навязывал своего учения людям, если они не хотели его принимать.