Ничто Приближается
Шрифт:
Севелина видела, что Эгаэл не понимает простых человеческих вещей, и это действительно было так. В некоторых случаях. Эгаэл все видит, все замечает, на все обращает внимание — и не понимает… Эгаэл сразу почувствовал, что Севелина плачет, но не догадался почему. Если живой организм страдает, значит он болен или голоден…
Впрочем, на самом деле прошедшие годы не прошли для Чужого (вернее, Чужой) даром, Чужая почти научилась понимать…
Эгаэл очень много размышляла, это было самым любимым ее занятием — размышлять и делать выводы. Занятие это поглощало ее целиком. Эгаэл изучила психологию человека, много не поняла и просто приняла как данность некоторые формулы, понадеявшись, что со временем разберется. Всегда, когда
Эгаэл очень не любила чего-то не понимать.
Эгаэл не знала, как утешать ребенка. Знала — что надо утешить, но только стояла, смотрела на вздрагивающие костлявые плечики, на склоненную коротко стриженную головку, и молчала. А в голове ее мелькали варианты своего возможного поведения и варианты реакции на них девочки.
Погладить ее по головке? Обидится, не любит, когда с ней обращаются, как с маленькой. Как с девочкой. Уверить, что все будет хорошо? Но это неправда. Сказать правду? Сообщить, что вероятность того, что капитан и Айхен вернутся, весьма маловероятна (один шанс из пятидесяти, если быть точной)? Девочка расстроится еще больше.
Как бы поступил в этом случае человек?
Выбрал бы какой-то из этих вариантов? Или придумал бы иной?
— Тебе лучше не быть одной, — сказала Эгаэл, — Пойдем и будем ждать вместе. Если поступят какие-то сведения, ты получишь их скорее на командном пункте.
— Ты иди, — вздохнула Севелина, — Я побуду тут…
«Все-таки что-то сказала не так», — расстроилась Эгаэл, и ушла.
Что она будет делать с ребенком, если Армас не вернется?! Трудно даже представить такую вероятность! И нет никакого желания представлять… Интересно, все человеческие детеныши такие неуправляемые и непредсказуемые? Такие нелогичные?
Вэгул сидел у монитора главного сканера, но смотрел не в глубины космоса, а в пол и нервно постукивал кончиками пальцев по приборной панели.
— Ко-он взорвался, — сказал он, услышав шаги Эгаэла, — Как ты и предвидел.
— Не предвидел.
Эгаэл занял свое кресло перед монитором.
— Я всего лишь просчитал вероятности. Ко-он — живая планета… был живой планетой. Командование цирдов просто не могло решиться оставить ее у себя в тылу.
— Почему ты раньше не просчитал свои вероятности? До того, как туда полетел Айхен?..
Голос эрайданца звучал отрывисто, раздраженно. Эгаэл понимала, что Вэгул сейчас почти парализован страхом. Вот тоже пример существа с совершенно непонятной логикой. С одной стороны необычайно разумное, с другой — хаотичное и непредсказуемое. Как там называется такой типаж? Безумный гений?
— Не было данных, — сказала Эгаэл.
Сейчас не хотелось вступать в пререкания с доктором Лерном о том, кто виноват и почему, Эгаэл исключила из сферы внимания истеричный голос ученого… Так. Шансы выжить у Айхена понизились едва ли не до нуля (можно рассчитать точно, но нет смысла), шансы Армаса… Капитан мог успеть покинуть планету, мог и вовсе на нее не приземляться. Если принять ко вниманию его благоразумие и осторожность, можно повысить его шансы, но если учитывать, что даже с риском для жизни он кинется спасать Айхена… Тоже непонятно! Для человека, как и для всякого существа, жизнь — самое дорогое и ценное, однако человек порой рискует ею совершенно неоправданно. Есть какое-то сложное и запутанное понятие — честь. Эгаэл никак не могла переварить это понятие, особенно в соотношении с Армасом.
Впрочем, не стоит растекаться мыслью по древу. Все это так, и все это сейчас не важно.
Изменить ничего нельзя.
Только ждать.
Очень скоро ситуация прояснится.
Данные… Мало данных… Безумно жаль, что Айхен так ни разу и не вышел на связь,
В этот момент дальний сканер вдруг ожил. На границе зоны его восприятия загорелся белый огонек.
Вэгул, который все это время со стенаниями метался у Эгаэла за спиной, аж подпрыгнул.
— Нет, — глухо произнес Эгаэл, — Чужак…
Вэгул взвыл.
Появление в поле восприятия сканера чужого корабля не было чем-то из ряда вон выходящим, база стояла в стороне от обычных галактических трасс, но не настолько, конечно, чтобы никто не приближался к ней даже на сотню световых лет (такова была граница чувствительности дальнего сканера), однако Эгаэл и Вэгул прилипли к экрану, почему-то обоим показалось, что этот корабль — не просто заблудившийся торговец…
Как только компьютер сумел считать данные, они были немедленно выведены на монитор.
— «Ужедана», — задумчиво произнес Эгаэл, расшифровав появившиеся на экране цифры, — Порт приписки Салана…
— Салана? — удивился Вэгул.
— Почему корабль с Саланы взял курс на базу? Самый прямой и короткий курс, явно заранее высчитанный…
Голос у Эгаэла был глухим и зловещим.
Вэгул посмотрел на него и лицо его помрачнело.
— И в том, как он сумел засечь базу через барьеры невидимости… Не телепортнуться ли нам? От греха.
Эгаэл только покачал головой, и Вэгул не стал спорить, в конце концов, Эгаэл никогда не принимал неверных решений.
Координаты базы знать могли только свои, Эгаэл готов был поручиться за это, но так же он мог поручиться и за то, что никто из «своих» не мог быть сейчас на саланском корабле, не напрасно увидев его всего лишь крохотной точкой на радаре, он тут же понял, что это чужак. Никто не знал и не догадывался — даже Армас — о том, что неведомый пришелец, которого он спас, которому придумал внешний облик и ввел в команду, для простоты и удобства управления всей огромной и разветвленной империей «Паука» (и вовсе не корысти ради) держит в себе информацию не только о движимом и недвижимом имуществе организации, но и о большинстве ее сколько-нибудь значительных членов, может почувствовать их за несколько сотен световых лет, может подпитать энергией, может и уничтожить… Не то, чтобы Эгаэл скрывал эти свои возможности, просто не было случая рассказать.
Эгаэл впал в ступор. С ним случалось подобное, когда он о чем-то глубоко задумывался. Тревожить в его такие минуты просто не было смысла, он отключался от внешнего мира и не реагировал ни на что, поэтому Вэгул просто упал в кресло рядом с ним и закрыл глаза. На дне его души бушевала паника, но сейчас она была еще слишком глубоко, чтобы вырваться на поверхность неконтролируемым бурным потоком.
Вэгул тоже попытался думать.
Но он не был ни стратегом, ни тактиком, он не мог просчитывать случайности и вероятности, не мог, да и не особенно страдал из-за этого, полагая (и, возможно, вполне справедливо полагая), что это не его дело. В жизни ему не раз приходилось трудно, и он всякий раз выбирался (порою это было очень непросто) из таких передряг, которые многим обломали бы крылья. Он сумел выжить, сумел не потерять искры, что горела в нем с самого детства, сумел прекрасно устроиться, получить все, чего хотел, добиться исполнения заветной мечты, увериться, что получил заслуженный покой и что это — навсегда. Одна только мысль о том, что придется снова за что-то бороться, что-то отвоевывать, что его жизни и, главное — возможности нормально работать что-то угрожает, приводила его в ярость, граничащую с безумием.