Ничья земля. Книга 1
Шрифт:
Вертолет завис прямо над ними, словно огромный вентилятор, гонящий вниз поток воздуха, от которого дрожали ветки и вверх взлетала мелкая водяная взвесь. Лопасти вспарывали воздух, свистели на басовой ноте турбины. Потом уханье лопастей перешло в непрерывный вой – один вертолет начал подниматься, волоча за собой вторую машину, словно привязанную к нему стальным канатом. Вниз, уже не прицельно, полетела еще пара гранат. Кто-то из стрелков выпустил по зарослям полрожка – так, наугад, для проформы. Отлетев на сотню метров от края оврага, что говорило о предусмотрительности и военном опыте пилота, машины сели.
Вот теперь
Вниз они сразу не пойдут, но залягут с двух сторон лога и будут стрелять на каждый шорох и на малейшее движение. А там и ночь не за горами, а что из приборов ночного видения у них там, в рундучках, припасено, никто не знает. Прикидываться хладным трупом Сергеев не хотел, хотя теоретически знал, как это делать. Но в условиях тропиков, а не поздней осенью на родной Украине, когда все вокруг холодное, сырое и мокрое, и на экране прибора он на таком фоне будет просто сиять, как фазан на снегу: стреляй – не хочу.
– Пошли, – сказал Сергеев Молчуну хрипло и вскочил на ноги.
Вскочил – это только так сказано. Ставший внезапно неподъемным рюкзак потащил его в сторону, и если бы малец не вцепился в рукав куртки, Сергеев бы рухнул на землю, как выпивший свои пол-литра забулдыга. Плюс ко всему, от удара в паху болело так, что Михаил заковылял прочь походкой кавалериста, совершившего трехдневный переход по пересеченной местности не сходя с седла ни на минуту. Каждый шаг отдавался внизу живота мучительным тянущим ощущением, хотелось немедленно лечь на землю, прямо на скользкие от влаги листья, и лежать, свернувшись в клубок, подтянув ноги к груди, и, по возможности, даже не дышать. Но кто мог дать ему такую возможность?
Дно оврага было усеяно мусором, сгнившими остатками поваленных когда-то деревьев. Слева от них торчал из земли смятый кузов допотопного «жигуленка», чуть впереди виднелся перекрученный в штопор остов металлической осветительной фермы, на которой висели ржавые лохмотья, бывшие некогда колючей проволокой. Земля, по мере того как они, под жалобное оханье Сергеева, максимально быстро продвигались вперед, прорастала осколками битого стекла, какими-то железяками, кусками осклизлого картона, рваными тряпками. Сергеев, крутя головой по сторонам, мысленно поблагодарил судьбу, что они не прыгали в овраг в этом месте – здесь бы их путешествие окончилось при приземлении и без помощи охотников.
Овраг был природным мусоросборником еще во время Волны. Позже ливни сносили в него мусор – откосы то и дело прорезались глубокими рывчаками, похожими на следы сабельных ударов, в которых, словно змеиные тела в кубле, переплетались грязные корни деревьев и кустарников.
– Быстрее, – сказал Сергеев и затвердил, как молитву: – Быстрее, давай быстрее, быстрее…
Со стороны они, наверное, смотрелись комично. Мужчина и мальчик, который его поддерживал. Оба грязные, мокрые, с громоздкими рюкзаками, увешанные оружием. Многоногое, многорукое существо, неровно ковыляющее по земле, с кряхтением и стонами перебирающееся через поваленные деревья, продирающееся сквозь кусты, разрывая одежду о ветви. Но, на их счастье, со стороны их никто не видел, а сами они оценить комизм ситуации не могли – не до того было, да и, с их точки зрения, ничего смешного в этом не было. Было больно, холодно и страшно. И не хотелось умирать. Совсем не хотелось.
Они ломились через заросли
Было бы здорово, если бы овраг вывел их к руслу.
Река, текущая неподалеку, петляла среди подлеска, потом ныряла в глубь лесного массива и вновь вырывалась к полям, очерчивая заболоченную пойму черной лентой воды, прихваченной у заросших густым камышом берегов тонким и прозрачным, как пластинки слюды, ледком.
Выйдя к реке можно было нырнуть в чащу, можно было бы просто схорониться в одном из многочисленных буреломов. И, что важно, а мысль об этом не оставляла Сергеева ни на секунду, оттуда было достаточно близко до места встречи с Али-Бабой и его разбойниками.
Конечно, шанс на то, что Али-Баба их дождется, несмотря на опоздание, был, но…
Сколько он будет ждать? Сколько еще продлится игра в прятки с этими орлами на новейших «вертушках»? И продлится ли она вообще? Договаривались о люфте в двенадцать часов. Человеку, непривычному к атмосфере Зоны совместного влияния, высидеть эти часы в месте рандеву, в полуразрушенном дебаркадере, который Волной зашвырнуло бог знает куда, посреди Ничьей Земли было нелегко. Даже справить нужду, отойдя на несколько шагов в сторону, шарахаясь от каждого звука – от хруста ветки, звериного или птичьего крика, – требовало выдержки и умения держать себя в руках. Всегда существовал риск закончить сей естественный процесс или в качестве чьей-то мишени, или, что было еще неприятнее, в виде чьего-нибудь обеда. Али, конечно, парень непростой, но все же не железный. Будем надеяться, что дождется. А то ищи его потом по миру…
Они продолжали двигаться на север – стены оврага почти сомкнулись впереди, но проход был. Молчун, а за ним Михаил протиснулись в узкую щель между склонами, перелезли через несколько лежавших поперек лога бетонных столбов, частично раскрошившихся от удара о землю, сырости и времени. И зашлепали дальше – уже по колено в ледяной воде.
Сзади затрещали выстрелы – одиночные и очередями, несколько шальных пуль просвистело высоко над головами.
Охотники вышли на исходные позиции, и сейчас очень многое зависело от того, кто и как ими будет руководить. Беглецов и преследователей разделяло не более трехсот метров – ерундовое расстояние для умелого человека. Выручало то, что уж кто-кто, а эти охотнички под пули лезть не будут – не тот кураж и мотивация не та.
Если было правдой то, что рассказывал Оленин, а теперь Михаил имел причины ему безоговорочно поверить, их преследователи – это представители «золотой» молодежи и раскормленных нуворишей поздней формации. Те, кто уже не помнит российские мафиозные войны конца прошлого века, кто до сих пор считает Чечню мятежной провинцией, а Ничью Землю – заповедником для диких хохлов, попавших в экологический переплет. И они платят свои деньги за то, чтобы просто пощекотать нервы, и при этом не остаться лежать в неглубокой могиле, где-нибудь под Запорожьем.