Нигредо. Книга II
Шрифт:
Так, теперь он начинает вспоминать. Мысли и идеи возникают с головокружительной скоростью. Все ярче и ярче, глубже и глубже. Он копает в самую глубь, стараясь подобраться к самым далеким, похороненным воспоминаниям. Кто похоронил их? Кто спрятал их от него?
«Список гостей. Ты же помнишь список гостей. Тебе показывал его Варин в Глекнере, ведь так?»
– Так, – согласился Лоренц, понимая, что просто разговаривает сам с собой. Но голос казался совсем чужим. Холодным, вкрадчивым, незнакомым, – Прямо перед поездкой…
«Вспомни
– Город закрыт, – говорил Лоренц, перерывая бумагу за бумагой, – Мост смыло волной. Блок-пост на въезде в Вальдеварт. Никто не может ни войти, ни выйти…
Нужно найти доказательства. Черт, да брал ли он вообще эти бумаги с собой? Тянущее чувство, засевшее где-то в груди, не давало покоя. Или он оставил какие-то документы в своем доме, который сейчас оцеплен полицией?
«У тебя есть друзья, Лоренц. Ну, или те живые существа, которых ты называешь друзьями. Они могут помочь. Если ты их попросишь…»
Николас Ройтер и Корнелиус Нойман никогда не поверят ему. Они слишком сосредоточены на своих работах и назовут его сумасшедшим. Варин Прейер из Глекнера. Ему-то точно известно, сколько людей отправилось в Глекнер!
Лоренц схватил телефон, разблокировал экран, взглянул на него, и со стоном отшвырнул его в сторону. «Поиск сети». Господи, как же не вовремя…
«Думай, Лоренц. Ты же знаешь, к кому еще ты можешь обратиться?»
Остается только Николь. Единственная, кто действительно не оставит его в беде.
«Постарайся сделать все правильно, Лори, – вкрадчиво посоветовал ему внутренний голос, от тона которого он весь покрылся мурашками, – И главное – думай»
3.
Как он и ожидал, Николас посмотрел на него, как на сумасшедшего, посоветовал успокоиться, а после предложил выпить зеленого чая. Корнелиус и вовсе не ответил на стук в дверь. Он прокричал, что его нет дома, и не будет дома до самого конца лета. А после увеличил громкость своей безумной музыки до максимума и вовсе, умолк.
Лоренц несколько минут безуспешно стоял под дверью, но так и не дождался. С Корнелиусом тяжело общаться. Тем более, когда тот занят работой.
Все еще не в силах справиться с волнением, Лоренц вернулся в номер и отправил сообщение Варину через сеть «Молоха». «Позвони, как только сможешь» – он долго думал, как завуалировать имена резидентов, и остановился на выражении Варина, сказанном в том самом кафе, незадолго до его отъезда «Цвет красный». Номера мешков с деньгами».
Оставалось надеяться, что Варин поймет эту тарабарщину, и не сочтет эту просьбу безумной выходной душевнобольного. Не зря же они общаются столько лет.
Теперь единственным его спасением и ключом к правде была Николь. Он рассказывал ей все, что только знал, а она молчала и слушала, прижавшись всем телом. Она не обвиняла его в безумии, не пыталась противоречить, но и не поддерживала. В глазах ее Лоренц видел сомнение. Даже визитная карточка, перевернувшая его мир с ног на голову, на нее почти не произвела впечатления. Николь повертела картонку в руках и пожала
– Я помогу, если тебе это нужно. Я сделаю все, что ты хочешь.
Он поцеловал ее, обнял, прижал к себе, и на какое время, все ужасы «МолоХа» потеряли для него всякое значение.
***
«Осталось тринадцать дней!»
Почему-то именно эти слова бросились ему в глаза первыми, когда он остановился на каменных угловатых ступенях, тщетно стараясь отряхнуть насквозь промокший зонт. Странное дело – на листе объявления хватает и других фраз и предложений, а его взгляд выхватил только это. «Профессиональные издержки – подумал Лоренц, – Да здравствует жизнерадостность и веселье».
– Ярмарка Чернил состоится в воскресенье. Начало в двадцать часов, – прочитала Николь, поеживаясь от холода, – Можно надеяться, что этот дождь наконец-то закончится, и…
– И это не самая главная наша забота, – отмахнулся Лоренц. Порыв ветра заставил его сильнее сжать зонт, и тот, словно живой, жалобно заскрипел, но не сломался, – Тебе нужна была сенсация, и вот, мы находимся от нее всего в паре шагов. И кому только пришло в голову размещать городской музей в таком уродливом здании?
Дом Гловера, действительно, производил впечатление. Громадное, безликое серое здание с высокими толстыми стенами и крохотными окнами-бойницами смахивало больше на закрытый тюремный блок, чем на обитель истории и искусства. Несоразмерно большие двери, непропорциональные ступени, искривленные колонны, покрытые сетью трещин – Лоренцу показалось, что все это сделано для того, что бы показать незначительность и никчемность всякого, кто осмеливался поднять голову. Башня, увенчанная циферблатом огромных часов, медленно выплывала из пелены низких туч, капли дождя со звоном разлетались о потрескавшуюся черепицу.
«Городской музей-галерея «Дом Гловера». Для резидентов Вальдеварта вход свободный»
– Как будто здесь бывает кто-то еще, – хмыкнул Лоренц, потянув тугую дверь на себя, – Глупое объявление, не находишь?
Внутри было прохладно, тихо, и на удивление, светло. Яркий белый свет лился с потолка, дробился об острые грани стеклянных витрин, отражался на черных плитах пола, отбрасывал вокруг гостей длинные тени. Ни экскурсоводов, ни других посетителей, ни билетеров, ни охраны – странное явление, для города, наполненного военными и полицией. Прямо впереди – небольшая стела, подпирающая потолок. На ней, под прозрачным экраном план здания с описанием помещений музея и карта Вальдеварта. Две камеры по обе стороны от стелы, одна охватывающая коридор до дверей, другая направленная в глубину зала, перемигивались блеклыми голубыми огоньками. Лоренц почти физически ощущал на себе чужой взгляд – бесстрастный и холодный, как прикосновение мертвеца.
Лоренц потянул Николь за руку, привлекая внимание к карте музея.
– Первый этаж посвящен истории современного Вальдеварта, – проговорил он, ткнув пальцем в строгий черный квадрат на белом листе, – Второй – творческая выставка резидентов города прошлых лет. Эта идиотская условность, согласно которой каждый, кто побывал в городе на Ярмарке обязуется оставить какое-то свое произведение, как память о своем пребывании здесь, и доказательство того, что терапия помогла справиться творческим кризисом.