НИИ ядерной магии. Том 2

Гращенко Анна

– Можете приглядеть за ней? – мягко спросил Роман. – Я оплачу дополнительное время ваше и медсестёр, сколько скажете.

– Ну мужчина, у нас хорошо ухаживают за больными, что вы разводите?

– Она мне очень дорога, – продолжать Роман стоять на своём. – Заплачу, сколько скажете.

– Товарищ, вы совсем…

– Пять тысяч в день, – перебил его второй санитар. Он действительно был более гибким и сговорчивым. – Каждому.

– Хорошо, – Роман не раздумывал ни секунды. – И посмотрите, кто за ней ещё будет ухаживать. Я оплачу, сколько скажете, – повторил он и достал из внутреннего кармана пиджака картхолдер.

Из маленького

отделения для наличных достал сложенные вчетверо банкноты и протянул мужчинам две рыжие бумажки. Санитары приняли оплату, заверили его в том, что сделают всё, что нужно, и заодно согласились держать его в курсе новостей в обход регистратуры и ординаторской.

На этом они распрощались, оставив Романа с Савелием перед парадным входом девятиэтажной махины, которая, подобно чудо-рыбе, вынырнула из зелёных зарослей. Вокруг было тихо, даже чересчур. В определённую минуту Роману показалось, что больница покинута всеми, и, если он снова попытается сейчас попасть внутрь, то сопротивления не встретит. И вообще никого не встретит. Но это было, конечно, не так. Он сам того не видел, но Чуйка твердила: «Кто-то смотрит на тебя, следит». Краем глаза он заметил короткую фиолетовую вспышку за окном второго этажа. Но, когда взглянул в ту сторону, всё уже стихло.

Глава 37

– Мне максимально неуютно без телефона, Фима. Это обязательно?

– Да, Крас, за последние десять минут ничего не изменилось.

– А как сотовая связь мешает магии? Я так и не понял, где связь.

Фима закатила глаза:

– В целом – никак, но человек, к которому я надеюсь наведаться, любит тишину. Он поставил отворотное заклинание для всех, у кого есть что-то шумное – колонки, барабаны, погремушки или телефоны.

– Ладно, – вздохнул Красибор. – Может, стоило их вообще дома оставить? На всякий случай?

– Нет, выключить достаточно.

– А если поставить режим «не беспокоить»?

Девушка остановилась и раздражённо на него обернулась:

– Он чувствует радиоволны.

– Понял, – Красибор виновато улыбнулся. Он чувствовал себя неподготовимшимся к зачёту первокурсником, который позорится перед профессором и рискует отправиться на пересдачу. Ощущение неприятное, что деться он от него никуда не мог.

Они пробирались через очередные заросли, и Фима думала о том, что вся её жизнь в последние пару месяцев – это постоянное прорубание себе дороги. Иногда буквальное, иногда фигуральное. Она чувствовала, что порядком устала от страха, беготни и опасности. И что ответственность, которую она сама на себя взвалила, давит на плечи. Ей даже физически стало сложно держать спину прямой – она то и дело начинала сутулиться и не могла это контролировать. Глаза опухли, хотя она не плакала. Тело по-прежнему болело, на боках уже темнели обширные синяки. Очень хотелось спать. И не хотелось говорить о случившемся на маяке.

– Почти пришли, – сказала Фима, когда они выбрались из зарослей орешника и оказались на пригожей дорожке.

Тропинка была широкой, они могли идти по ней вдвоём и не тесниться плечом к плечу. Достаточно ровной, чтобы можно было комфортно перевозить по ней гружённые телеги. Фима знала: раз вышли на эту дорожку, дом Каракулиных совсем близко. Она поплотнее запахнула свой кейп и глубоко вдохнула прохладный воздух. Вокруг витали приятные запахи: влажная земля, дымок издалека, ароматная хвоя.

– Крас, нам

нужно поговорить, – решилась Фима. Не было смысла откладывать разговор ещё дальше.

– О чём?

– О том, что случилось на маяке, – сердито ответила девушка.

Ей казалось дико глупым и раздражающим то, как он пытался увильнуть от разговора, хотя прекрасно понимал, о чём она. Несколькими часами ранее девушка дождалась, пока он вернётся домой, и подробно рассказала обо всём случившемся ему, тётушке Негомиле и Александру. Фима постаралась вспомнить каждую деталь, не зная, какая мелочь окажется полезной. Вместе с тётушкой и Александром они строили теории и размышляли над дальнейшими своими планами. Думали над тем, как обезопасить всех причастных и какое заклинание наложить на дом и сад, чтобы не подпускать Милицу и её соучастников к резиденции Бологовых. И только Красибор практически всё время молчал. Он задал несколько вопросов, чтобы убедиться, что Фима цела и в целом невредима. Выразил сожаления, когда понял, что девушка всё же пострадала. Как ей показалось, искренние. Но всё остальное время он слушал, иногда кивал или хмыкал, но мыслей своих не высказывал.

– О твоей маме, – осторожно уточнила она.

Фима видела, как дёрнулся его кадык. Красибор поджал губы и сжал кулаки, собираясь с мыслями.

– И что именно ты хочешь обсудить?

Девушка придержала его за локоть, призывая остановиться. Они встали друг напротив друга, и Фима заговорила:

– Крас, она… сделала жуткие вещи. С Сашей, с тобой и со мной тоже. Это было опасно, она меня избила. Но…

Красибор весь сжался, и это не укрылось от неё. Глаза его буравили землю под ногами. Фима коснулась кончиками пальцев его запястья и мягко проговорила:

– Но она твоя мама. Я не представляю, как сложно тебе узнавать всё это.

Мужчина резко поднял взгляд. Его глаза были широко раскрыты, а губы, до этого сжатые в тонкую линию, наконец расслабились и приоткрылись от удивления.

– Поговори со мной, – продолжила Фима, и смелее взяла его за руку.

– Я не знаю, что сказать, – хрипло проговорил он и закашлялся.

– Мы можем помолчать вместе. Это легче, но не поможет… – она на секунду задумалась и отвела взгляд, – нам.

Какое-то время Красибор молчал, и Фима не прерывала тишины, выполняя своё же обещание. Они разомкнули руки и продолжили движение по дорожке. Спустя долгих десять минут Фима успела продумать в уме план того, как будет справляться с тем, что их с Красибором дружба так и останется просто дружбой. А быть может окажется бабочкой, чья жизнь яркая, но короткая. Или, учитывая обстоятельства, скорее подёнкой – мухой, которая живёт один день. Другими словами, пути их могут вообще разойтись после таких потрясений.

– Я никогда не думал, что она умерла, – заговорил вдруг Красибор, заставив Фиму вздрогнуть от неожиданности. – Когда она ушла, я подумал: «Ну что ж, вернётся завтра. Если нет – то к выходным или на следующей неделе». Потом отцу начало стремительно становиться хуже, и я вообще забыл, что надо бы из-за пропажи матери переживать.

Фима молчала, боясь спугнуть шаткое желание Красибора поделиться своими чувствами.

– И всё же я рад, что она объявилась. Потому что, знаешь, я хоть и считал, что всё с ней нормально, но всё же перед глазами есть и история мамы Ромчика, и новости там всякие. Как минимум теперь я знаю, что она жива. Но в голове столько мыслей, что кажется, меня вот-вот укачает. Понимаешь?