Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Утром 15 октября проявленные снимки поступили на расшифровку в Национальный центр фоторазведки. Большинство кадров на многометровой пленке не вызвали интереса: поля, пляжи, сахарный тростник, примелькавшиеся позиции советских зенитных ракет, несмотря на пролет иностранного разведчика, так и не приведенных в боевую готовность.
В районе Сан-Кристобаля расшифровщики обнаружили расхождение со снимками, сделанными с того же самолета 29 августа. Внимание привлек обширный район, закрытый от постороннего глаза маскировочными тентами.
Можно, конечно, спорить, насколько баллистическая ракета похожа или не похожа на пальму. Но в реальной жизни предположение
Секрет раскрылся. Под тентами, без сомнения, располагались сами ракеты, ожидавшие момента установки на стартовые столы, а возможно, там же прятались и пусковые устройства. Это уже было не столь важно.
О присутствии на Кубе советских ракет американцы узнали на месяц раньше назначенного отцом срока и не от него. Самый жестокий за последнее десятилетие кризис начался.
В Москве еще ни о чем не подозревали. Вашингтон же охватила лихорадка.
В половине девятого вечера того же злосчастного 15 октября заместитель директора ЦРУ Раймонд Клайн позвонил домой Макджорджу Банди и намекнул, что он нашел то, что искал. Телефон не имел шифрующих устройств, и говорить в открытую о секретных делах по нему не рекомендовалось. Банди решил не беспокоить президента до утра. Макнамара дожидался информации в своем кабинете в Пентагоне. Расшифрованные фотографии ему показали в полночь; какие-то точки, еле заметные полоски, крючочки, все выглядело весьма безобидно. Однако специалисты утверждали, что это и есть строящаяся ракетная база. Не доверять им он не имел никаких оснований.
Следующим утром, в 8.45 Банди сообщил недобрую новость президенту. Кеннеди был поражен. Несмотря на упорные слухи, он верил неоднократным заверениям, передававшимся ему советским послом в Вашингтоне, министром иностранных дел и многими другими, менее информированными, но не менее доверенными лицами, что советского наступательного оружия на Кубе нет.
Тут пошла некая словесная игра в прятки. Отец считал, что баллистические ракеты с ядерными зарядами устанавливаются на Кубе для защиты ее территории от агрессии, а не для нападения на кого бы то ни было. Поэтому это оружие не наступательное, а оборонительное. Правда, он не считал зазорным ввести противника в заблуждение, утверждая впрямую, что ракет «земля — земля» на острове не устанавливают.
Обман глубоко уязвил Кеннеди. Среди многочисленных версий, которыми обросли события тех двух недель, существует и утверждающая, что не будь заверений отца, гарантирующих отсутствие баллистических ракет на Кубе, президент не сделал бы в сентябре столь категоричных публичных заявлений о своей нетерпимости к их присутствию, вел бы себя более осмотрительно, не анонсировал бы далеко идущие угрозы применения силы. Люди, в те годы близкие к Кеннеди, говорили в 1989 году на упоминавшейся мною встрече в Москве, что категоричность его предшествующих заявлений связала президенту руки. Что ж, им виднее. Лично я в подобную трактовку возможного развития событий не верю.
Выслушав сообщение Банди, Кеннеди созвал на 11.45 в Белый дом своих ближайших советников. Как только Банди ушел, он позвонил своему брату Роберту
— У нас крупные неприятности, — сказал президент. [80]
Роберт поспешил в Белый дом, брата он застал в рабочем кабинете. Новость потрясла их обоих. Роберт перебирал в памяти недавние встречи с послом СССР Добрыниным. Как он мог поверить заверениям, что никаких наступательных вооружений на Кубе нет и не будет? И еще убедить в этом президента.
80
Естественно, я не присутствовал не только на совещаниях в Вашингтоне и Гаване, но и в Кремле. Отец со мной делился отдельными мыслями, фактами, что-то я наблюдал своими глазами. Для связности изложения я решил воспользоваться свидетельствами участников событий с другой стороны.
В 11.45 собрались приглашенные. Эксперты ЦРУ развернули на столе огромные очень четкие фотографии и стали рассказывать. Вслед за их пояснениями снимок как бы начал проявляться вторично, проступали детали: трейлеры, расчищенная под строительство площадка, ведущие к ней разъезженные дороги.
Встал вопрос: что делать? Оставить без реакции? Ведь одно суверенное государство ведет сооружение военной базы на территории другого суверенного государства. Предложение отбросили с порога.
В том, что любыми средствами необходимо заставить Советский Союз и Кубу прекратить свою деятельность, присутствующие не сомневались. Соединенные Штаты обязаны продемонстрировать волю и решительность. Но как?
Договорились собраться во второй половине дня в расширенном составе. Пригласили военных, дипломатов. Помощники президента присутствовали почти в полном составе. Особые надежды возлагались на вновь назначенного эксперта по русским делам Ллуэлина Томпсона. Он один имел опыт общения с советским руководством, мог предсказать какую линию поведения выберут в Москве.
Мнения разделились. Представители комитета начальников штабов высказались за немедленную атаку с воздуха и последующую высадку десанта.
Роберт Макнамара считал, что последствия столь решительного шага предугадать невозможно, но, несомненно, они окажутся ужасными. Он предлагал в качестве первого шага установить морскую блокаду Кубы. По его мнению, сделать последний шаг никогда не поздно.
Его поддержал Роберт Кеннеди.
Президента особенно беспокоили ответные меры, которые может предпринять Советский Союз. Не будут же в Москве спокойно взирать, как обрушиваются на головы их солдат напалм и бомбы? Как отреагируют на унизительный обыск судов? Американцы ожидали ответных действий в центре Европы. Больным местом оставался Берлин. Его нетрудно захватить или в ответ на более мягкий вариант установить свою блокаду.
В тот день ни к какому решению не пришли. В это время в Москве отец принял нового посла США Фоя Колера. Как сообщили газеты, встреча прошла в атмосфере откровенности и взаимопонимания. Колер показался отцу более сухим и формальным по сравнению с Томпсоном, каких-то личных симпатий при первом знакомстве не возникло. Вечером отец сказал, что, возможно, еще не раз придется пожалеть о переменах в американском посольстве. Нельзя сказать, что он настроился пессимистично, он тут же добавил: притрется, пообвыкнется, необходимо время. При встрече вопрос о Кубе не поднимался: ни отец, ни посол не подозревали о сенсационном разоблачении.