Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Его слова не заслуживали бы комментариев, если бы их не начали цитировать в серьезных исторических книжках. Семичастный — не свидетель, повторяю: в ту ночь в Кремле он отсутствовал, а судя по приведенным выше цитатам из документов, обстановка на заседании Президиума никак не походила на панику. И что, собственно, погибло? Для такого пессимистического заявления вообще не имелось никаких оснований, никто не предполагал, что появление наших ракет на Кубе американцы воспримут спокойно, не начнут скандалить. Они и начали, а члены Президиума ЦК решали, что противопоставить им в ответ. И никакой трагедии. И ничего не проиграно. Речь шла о том, как выиграть,
К тому же, чисто психологически отец не мог произнести подобных слов. Что-то очень похожее прозвучало из уст Сталина, который, осознав масштабы катастрофы в июне 1941 года, впал в депрессию, сказал: «Все погибло, дело Ленина мы просрали», уехал на дачу и бросил страну на произвол судьбы, не появлялся на людях целую неделю.
Отца там не было, он воевал на фронте. Об этом после войны ему рассказали по отдельности Берия и Микоян. Первый — уснастив смачными деталями, второй — осторожно, с оглядкой.
Отец многократно и при различных обстоятельствах пересказывал эту историю, возмущался: по его мнению, ответственный лидер так поступать не имел права — а потому он мог сказать что угодно, только не повторить сталинскую фразу. Семичастный безусловно был наслышан об этой истории, и то ли у него в мозгу перепуталось, то ли он переврал все умышленно.
Теперь давайте вернемся в Кремль.
Утром все выглядели помятыми, невыспавшимися. Помощники зачитали отредактированные тексты ответа Кеннеди и постановления Совета министров. Текст постановления остался практически неизмененным. А вот письмо Кеннеди, внося поправку за поправкой, отец фактически начал передиктовывать заново. То и дело вставляли замечания и другие участники совещания. Решил внести свою лепту и Василий Васильевич Кузнецов. Смысл его предложений сводился к тому, что в ответ на американский нажим на Кубе нам следует ответить тем же в Берлине. Кузнецов почти не сомневался в одобрении отца, но тот отреагировал неожиданно резко.
— Попридержите подобные советы при себе, — грубо отрезал он. — Мы из одной авантюры не знаем, как выбраться, а вы нас в другую втягиваете.
Отец явно не желал нагнетать напряженность.
Василий Васильевич обиделся, естественно про себя, но обиду свою затаил. Только после 1964 года, когда обстановка переменилась, он «по секрету» рассказал своему мидовскому приятелю Георгию Корниенко, что Хрущев, вместо того чтобы поддержать его инициативу, «наклал в штаны». Оба они, скрытые, а затем открытые сталинисты, отца не любили и не упускали случая пройтись по нему к месту и не к месту. Хлесткое выражение стало кочевать из книги в книгу, авторы привязывали его по своему усмотрению к тем обстоятельствам, которые представлялись им более подходящими.
Я не знаю, насколько в тот момент, когда разгорался кризис вокруг Кубы, к месту было «дергать американского кота за берлинский хвост». Мне кажется, что это не проявление трусости, а нормальная осторожность, если хотите — государственная мудрость. Впрочем, после драки, когда все прояснилось, храбрецами становятся многие.
Наконец с письмом покончили. Время уже подходило к обеду. Ответ президенту США договорились переслать через посольство. Заявление же правительства и командования войск Варшавского договора отправили на радио. В 4 часа дня его зачитал Юрий Левитан.
«В Совете министров Союза Советских Социалистических Республик. В связи с провокационными действиями правительства США и агрессивными намерениями американских вооруженных сил 23 октября 1962
1. Задержать увольнение в запас из Советской армии старших возрастов в ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте.
2. Прекратить отпуска всему личному составу.
3. Повысить боеготовность и бдительность во всех войсках».
Следом передавалась аналогичная информация, касающаяся войск Варшавского договора:
«В штабе Объединенных вооруженных сил стран Варшавского договора. Главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора маршал Советского Союза Гречко А. А. 23 октября 1962 года созвал представителей армий-участниц и дал указание по проведению ряда мер по повышению боевой готовности войск, входящих в состав Объединенных вооруженных сил».
Приказ о приведении в боевую готовность стратегических ракет отозвался неожиданным звонком Королева отцу. На следующий день, 24-го октября, Kopoлев намеревался запустить свой первый беспилотный зонд к Марсу. Подготовку к полету практически закончили, ракету установили на старте, когда из Генерального штаба пришла команда без промедления заменить космический носитель на боевую ракету.
Королев бросился к телефону, дозвонился до Малиновского. Тот посочувствовал, но ответил, что ничем помочь не может, он выполняет решение правительства. Тогда Сергей Павлович попросил соединить его с отцом. О подготовке запуска к Марсу отец, естественно, знал. Он успокоил Королева: «Не волнуйтесь, работайте. Военные перестарались. Запуск на Марс важнее, чем еще одна баллистическая ракета на боевом дежурстве. Я распоряжусь».
Первым откликнулся на возникший вокруг Кубы кризис английский философ Бертран Рассел. В тот же вечер, а вернее в ту же ночь он послал обоим руководителям призыв не совершать никаких действий, способных подтолкнуть мир к ядерной катастрофе. Следом за ним отреагировал Фидель Кастро. Поздно ночью Куба потребовала немедленного созыва Совета Безопасности.
О разразившемся кризисе я услышал по радио на работе. Из сообщения не удалось понять, что же на самом деле произошло. Я со страхом и нетерпением ждал вечера.
С приездом отца все должно было проясниться, встать на свои места. Он заскочил домой ненадолго. С порога сообщил, что собирается в театр. Я про себя ахнул: какой театр? Но вслух произнес обычное: «Мы с тобой?»
Отец любил театр: больше — оперу, меньше — балет. Жаловал он и драму, особенно классику: Островского, Толстого, Чехова. С удовольствием посещал он и концерты. Как правило, ходили мы в театр всей семьей. Исключение составляли официальные посещения с иностранными гостями. Тогда появление в правительственной ложе чад и домочадцев, конечно, исключалось. На сей раз дело обстояло именно так, в Москве гостила румынская делегация во главе с Георгие Георгиу-Дежем. В соответствии с рутиной официальных визитов предусматривалось посещение Большого театра. Остановились на «Борисе Годунове» с участием американских исполнителей. Ни отец, ни тем более чиновники Министерства иностранных дел не подозревали, что во вторник будет не до театра…