Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Отец никак не мог себе представить, как личные взаимоотношения можно поставить выше общего дела. Отец главную вину возлагал на Королева, расценил ссору как каприз Сергея Павловича, проявление его ревности и амбициозности. В Глушко он видел жертву.
В тот период Глушко и Королева разделяли не только былые обиды: они разошлись в главном — в технике. В оценке технических возможностей как своих, так и, особенно, соседа. Королев по-прежнему настаивал на оснащении своей Н-1 кислородно-керосинными двигателями с единой камерой сгорания и тягой в шестьсот тонн каждый. Глушко тоже не изменил свое мнение, считал такую задачу неподъемной,
По мнению Глушко, ставку надо делать на развитие отработанных, хорошо себя зарекомендовавших двигателей, работающих на кислоте.
Гости приехали с утра. Отец сразу увлек их на луг показывать посевы. Серьезный разговор предполагался после прогулки.
Сергей Павлович пребывал в хорошем настроении. Пока спускались по дорожке, ведущей от дома к лугу, где тянулись огороды, они о чем-то шутили с отцом. Глушко же мрачно и, мне показалось, как-то подавленно молчал.
Королев неожиданно вспомнил о своей молодости, стал рассказывать, как их вместе с Глушко арестовали и они сидели в Бутырской тюрьме.
— В башне, где в свое время держали Пугачева, — запомнились мне слова Сергея Павловича.
Глушко молчал. Только кивал головой, как бы в подтверждение истинности слов Королева.
Оказывается, Королев затеял рассказ о своем заключении не случайно. Он вдруг замолчал и как-то всем телом повернулся к отцу:
— А вы, Никита Сергеевич, верите, что нас обвинили понапрасну?
Отец внимательно, без улыбки посмотрел ему в глаза и столь же серьезно ответил:
— У меня нет никаких сомнений.
— Спасибо, — с облегчением вырвалось у Сергея Павловича.
Даже для таких сильных людей сталинская «школа» не прошла без следа.
Сделав ритуальный круг по лугу от опушки леса к берегу Москвы-реки, мы вернулись к дому. Пришло время приступить к делу. Расположились в столовой. Королев сел рядом с отцом, так удобнее показывать картинки, Глушко устроился напротив, а я, стараясь не мешать, пристроился чуть поодаль, сбоку.
Первым делом Королев доложил, а вернее, просто рассказал о своих ближайших планах: очередном сдвоенном запуске в космос, на сей раз мужчины и женщины. Отец, естественно, знал о намерениях Сергея Павловича, не были они секретом и для меня. Этими пусками Королев решил закончить серию «Востоков». Из них больше ничего не выжать. Гагарин доказал принципиальную возможность полета по орбите, способность человека не погибнуть в невесомости, в условиях космического облучения и других, возможно нам пока неизвестных, факторов. Титов, несмотря на болезненную реакцию, подтвердил, что ничего не произойдет, если полет будет многочасовым.
Теперь — женщина.
На вопрос отца, что нового это даст космонавтике, Королев ответил уклончиво, сослался на особенности женского организма, заговорил о будущих городах в космосе, где предстоит создавать семьи в непривычных условиях. Начинать готовиться пора уже сейчас.
Отец выслушал его скептически, но не возразил.
Королев перешел к новой теме, кратко рассказал, что у него уже готовится новый корабль, трехместный. Дальнейшая программа полетов ориентируется на него. Тем самым он снова уходит в отрыв от американцев: те
Отец удовлетворенно хмыкнул.
Королев перешел к лунной программе. Он не сомневался в своей победе.
Не так давно Челомей ездил к Королеву, что называется, с дружеским визитом, и немного на поклон. Прихватил он с собой на разговор и представителей разных служб. Я представлял системы управления.
Дело в том, что работы по «двухсотке» затягивались. Баллистическая ракета ни в чем не походила на привычные нам «крылатки». Заставить полететь изгибающуюся по всем направлениям, залитую под завязку булькающей жидкостью сигару оказалось непросто. Планы срывались. Дата первого запуска постоянно откладывалась. Стало ясно, что испытать ракету заранее, до готовности спутников, не удастся. Получалась накладка: готовность носителя и маневрирующего спутника стягивалась к одной дате, концу года. Рисковать спутником было неразумно. Челомей принял непростое для его самолюбия решение попроситься к Сергею Павловичу на «семерку». Речь шла только о начальном этапе испытаний.
В конструкторском бюро Королева нас приняли по высшему разряду. Первым признаком этого явился проход без пропусков и предъявления документов. Правда, встреча проходила не на основной территории, а в некоторой промежуточной зоне, где в небольшом зданьице располагался кабинет Королева. С Челомеем они встретились, как друзья после многолетней разлуки — долго и тепло жали руки. Только и сыпалось: Сережа, Володя.
При все более нарастающем деловом соперничестве личные отношения между ними сохранялись добрыми. Это немало, с учетом сложности характеров.
С делами порешили быстро. Королев вызвал кого-то из своих и поручил посадить Володиного «седока» на свою «лошадку».
Немного поговорили об Н-1. Вдаваться в подробности хозяин не захотел, многое в проекте еще оставалось неясным, да и сидел перед ним потенциальный конкурент. Королев не сомневался: раз Челомей взялся за тяжелые носители, то на «пятисотке» он не задержится. Не тот характер.
После встречи между нашими до тех пор не пересекавшимися организациями завязалось не то чтобы сотрудничество — тут более подходит слово «взаимоотношения».
Знакомство высветило, насколько разнились подходы двух конструкторов, двух школ к созданию, казалось бы, таких похожих изделий. Челомей двигался вперед осторожно, с каждым шагом, с каждым этапом усложняя программу. Сначала отработка на стенде, затем простейшие подлеты, и только когда накопится опыт — полномасштабные пуски. Так всегда работали в авиации.
Королев действовал по-иному. Вот как рассказывал о своей первой встрече с Сергеем Павловичем Марк Бендетович Гуревич, наш ведущий конструктор, возглавлявший работы по разведывательному спутнику:
«После достижения принципиальной договоренности Владимир Николаевич послал меня к Сергею Павловичу подписать тщательно подготовленное и завизированное всеми службами с нашей и их стороны решение о запуске нашего первенца на «семерке». Королев не заставил ожидать в приемной, принял очень быстро. Вел он себя благожелательно, но в каждом его слове звучал оттенок "покровительства".
Попросив меня сесть у стола, Королев и сам уселся напротив. Он стал подробно расспрашивать, что за спутник, кто заказчик, какова цель испытаний.