Никита Никуда

Грим

– Антуан! Антре!

– Вы слышали бубен?
– первым делом спросила Изольда.

– И дудку слышал.

– На дудке у нас никто не играл.

– Видел танцора.

– Это у вас печень пошаливает. Карты были?
– спросил доктор, медик и медиум в одном лице.

– Был какой-то клочок. Тропа. Разветвляющаяся.

– А казна?
– быстро спросил матрос.
– Место отмечено?

– Ничего там не отмечено

– И это все? Стоило возлагать надежды и расходовать дурь? Да

ты даже описался, выделяя виденья.

– Это я мимо очка сходил.

– Что еще видел?

– Поезд. Собак. Никиту - в телогрейке, словно з/к.

– Значит, не вышел срок, - сказал доктор.

– Мне показалось, что раскаивается он. Хочет искупить злодеяние. А что означает красная шапка?
– спросил Антон.

– Смерть.

Минута прошла в молчании.

– Это Бог карает нас этой каргой, - мрачно произнес поручик.

– Да я и сам сколько вас таких покарал, - сказал матрос, недовольный результатами магического путешествия.

– Мы так привыкли сеять смерть, вместо того, чтобы сообща бороться против.
– Доктор сунул свой кольт в саквояж с медицинскими принадлежностями и застегнул его.
– Мертвые всегда жертвы живых. Одни живы благодаря тому, что другие мертвы.

– Бога нет, значит, все позволено, - сказал матрос, не обратив внимания на выпад поручика.
– А если ж Он есть, то все воскреснем, а значит, жертвы и неважны. И даже с этической точки зрения убийство оправдано: невинной жертве уготован рай, я же беру грех убийства на себя.

– Ваши злодеяния рано или поздно будут по достоинству оценены, - сказал доктор.
– Этот грех так и останется горбом на вашей спине. Мироощущение, товарищ матрос, от натуры зависит. У нас всегда найдется, чем кормить своих червячков: злобы, гордыни, зависти. Злобность, подобная вашей - сама по себе наказание.

– SOS с вами. Про грех это я так сказал. Какой может быть грех, если я в Бога не верю. А раз не верю, нет у Бога претензий ко мне.

– Человек умирает - жалко человека, - сказала Изольда.
– Но можно утешиться тем, что вместе с человеком умирает и его черт. Ваши, матрос, близкие, были, вероятно, много утешены, когда узнали, что вы мертвы. А про Бога врёте. Неверующих нет, - сказала Изольда.

– Может, и так. Но смерть подрывает Его авторитет. И потому не верю. Мне нужен авторитетный Бог. Смерть компрометирует жизнь, а потому и жизни, что достается нам так дешево и отнимается так легко, не очень жаль.

– Вы только что под стол прятались, - напомнил поручик.

– Так то ж инстинкт. И потом, я же все-таки вылез из-под стола.

– Жизнь зачастую безжалостна и милосердна смерть, - сказала Изольда.
– И потом, не было б смерти, как бы мы тогда знали, что живы?

– Не за нами ли катафалк?
– прервал дебаты полковник.

Окно, к которому он подошел, загораживали колеса какого-то авто. Антон вышел.

За то время, что он отсутствовал, постояльцы переоделись в приличное, сбросив с

себя ветхое вретище, выбрав из вороха закупленного, что кому пришлось по душе. Полковник - в новый спортивный костюм, сочтя его в предстоящем путешествии наиболее удобным. Доктор облачился в пиджачную пару. Только Изольда осталась в джинсах и майке, не найдя в ворохе современных одежд ничего для себя подходящего и брезгливо отвернувшись от них.

Смирнов в ярко-желтой рубахе так долго гляделся в зеркало, что чуть голову себе не вскружил. Артиллерист от своего отражения с отвращеньем отпрянул, словно зеркало и чудовище, взаимно недовольные друг другом

– Вот, новые брюки себе обрел, хватит ветошничать, - похвалился матрос, но взглянуть на себя со стороны ему не довелось, артиллерист грохнул зеркало об пол.
– Материя в его руках становится косной, - посетовал матрос, не успевший полюбоваться собой.
– Это подло нас в подвале держать. Чем нам нелегально в подполье сидеть, лучше в овраге лежать легально. Что, подогнали мобильку?
– обратился к Антону он, когда тот вернулся за деньгами, вернее за теми червонцами, что имели хождение в этом кругу.
– Свистать всех наверх?

– Свистайте.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я вышел из подъезда. Знакомые мне собаки разлеглись на газоне, глядя на меня выжидательно. Я даже смутился под их пристальным взглядом, словно неким обязательством был с ними связан, о котором забыл.

Смеркалось, но еще не зажглись фонари. Прохожие сновали мимо. Вот и ко мне подошли двое.

– Здравствуйте, - произнес один вежливо.
– Ваша фамилия Петров?

– Петров, - сказал я, - Геннадий, - и, помнится, даже обрадовался собеседнику.

– В таком случае вы не могли бы с нами? Вас уже ждет автомобиль.

Автомобиль действительно стоял у обочины. Не то чтоб шикарный, но иностранных кровей. Фольксваген-пассат, цвета асфальта, стекла тонированы. Задняя дверца радушно распахнута. Бандиты, подумалось мне. Захмелеть мне у Семисотова не удалось, но пока что перспектива меня не пугала. Я не был пьян и не был беспечен, в конце концов, я - милиция, и со мной мой проверенный в схватках пистолет. Любознательность двигала мной, ибо я не сомневался, что дело вновь коснется казны, то есть дела, которому я сочувствовал.

Я сел. Один влез следом за мной, другой - с противоположной стороны, прижав меня к первому, и тут я понял, что, кажется, влип. Попал таки в ситуацию. Въехал не в ту колею.

– Куда мы едем?
– спросил я, как только мы тронулись.

– Не беспокойтесь, очень недалеко, - вежливо сказал тот, что сидел справа.
– Снимите пиджак.

– Зачем?

– Жарко очень.

– Нет, ничего.

– Снимай, идиот, - грубо сказал второй представитель преступности и ткнул меня локтем в бок. Был он краснолиц.
– Ну? Обыскать тебя надо, а лапать не хочется.