Никита Никуда
Шрифт:
Кролик к этому времени дошел до готовности. Я вынул его из огня и разделил поровну. Надо было куда-то идти.
Двигаться я решил в сторону Собачьих болот, ибо, по моему глубокому убеждению, искать надо было именно там. В свое время болота пользовались дурной славой, и соваться туда даже в поисках сокровищ казалось немыслимым. Но с возрастом суеверия относительно населявших его духов поутихли, а мысль - возникла и крепла. Откуда эта мысль взялась у меня? Не знаю. Не могу сказать. Кроме всего прочего, это было единственное место в радиусе двух десятков км, которое я в свое время не обследовал.
Я планировал выйти к болоту часа за три, но после двух перестрелок и возни с Маринкой что-то пространственную ориентацию потерял. О, обоняющая. Маринка принюхалась,
Мне показалось, что этот кобель поглядывал как-то ревниво. На Маринку с какой-то докукой смотрел, на меня же приязни не распространял. Она стала звать его Фениксом, да я воспротивился. Нечего распространять намеки всякие. Пусть будет Полкан.
– Давай-ка расставим точки, - сказал я.
– Без подробнейших деталей о вашей храмовой деятельности я далее с места не сдвинусь. Что там за оргии устраивал этот сукин сын?
– У нас сукин сын - не оскорбление, - сказала она.
– Сукин сын - это сан. Соответствует примерно пресвитеру в более традиционных исповеданиях. Быкатый у нас пресвитером, капитан. Хотя должность - майорская. Нам майоры нужны. Без пресвитеров, как без крыльев. Будете нам майором?
– Не знаю. Возможно, попробую. Уточни-ка штатное расписание.
– Значит так: четыре сукина сына пресвитера, под ними епископы, они же апостолы, потом требоисправители, диаконы (не ниже, чем в чине мичмана), а дальше уже унтер-офицерский и совершенно рядовой состав, простые матросы этого корабля. А надо всем этим стоит хлыстосвят, каковым для их всех мой майор был... Ах, так весело всё начиналось. Сначала мы что-нибудь поджигали, баню там или почтамт. Потом тушили. Мясо жарили на углях пожарища - такое мясо считалось жертвенным и священным. Пока одни занимались пожаром, другие приготавливали радение. Репетировали - персонал песни и пляски у нас для этого был. Расставляли столы. В этот день на столы выставлялось скоромное, то есть мясо с места событий, и даже спиртное в небольших количествах, а в больших я вообще не пью. Ходили разжигатели меж столов и всех подхлестывали. Радение же символизировало очищение через всеобщую гибель посредством огня, а затем - воскрешенье из пепла и последующее бессмертие.
– Зачем же вы хлестали собак, черт вас возьми?
– спросил я, испытывавший всегда негодование или, в крайнем случае, неловкость, когда при мне истязали что-нибудь бессловесное.
– Собак поймать трудно, - согласилась Маринка.
– Предлагал капитан Быкатый использовать для этой цели козла, которого держали на заднем дворе как символ похоти и печали, но Шурик ему доказал, как дважды два, что копытное не хлыстуется. Так что приходилось собак все-таки, выбирая для этого рыжих или хотя бы с подпалинами. Но их только при малых радениях, специально импровизируя собачий вальс. Женщины кстати тоже рыжие у нас почти все. Если нет - перекрашивали. А по большим праздникам и датам устраивались большие радения. В такие дни поджигали и тушили что-нибудь значительное, публичный дом, например, или районную администрацию. А хлестали - себя и друг друга. Все греховны, виновны, - вздохнула она.
– Большие радения с нас снимают вину, малые - стыд.
– Значит, Шурик твой - атаман и казаков, и разбойников? И поджигает и гасит сам?
– Эти пир-акты диктовались необходимостью, так как составляли существенную часть обряда. Все равно, что молебен в православных понятиях. Или крестный ход. Я, как первый раз попала туда, думала, что корпоративная вечеринка. Все как раз только-только с пожара вернулись, и началось костюмированное представление. Персонал песни и пляски изъяснялся только танцем и жестами, Хор, правда, время от времени что-то пел и выкрикивал, но по-гречески. Я бы ничего не поняла, если б Шурик по ходу действия не объяснял. Прометей, объяснял он мне, свой огонь выкрал не у богов, как было до нас считать принято, а прямо из преисподней. Поэтому надо его душить. Показали все это в танце, как крадут, душат. Как наказывают хлыстами Прометея того. Потом - все только ждали
– Ради всего святого, - перебил я.
– Пары хотя бы разнополые были?
– Как правило, - сказала она.
– Для этого и существуют в штате рыжие огнеупорщицы. Так я крещение приняла.
– Умри, Дионис, круче не поблудишь, - восхитился я.
– Но огнеупорщицы всегда выдерживали натиск.
– Нет, в пресвитеры я не гожусь. От свальни с вами увольте меня. Этот Свами-майор только тебя - или?..
– Ах, он считал меня своим долгом, и только меня. И это называется карусель, а не свальня. Там выносливость требуется. Я однажды не вынесла и понесла, потому что во всей этой карусели все забывали о мерах предупреждения и предосторожности. Я поначалу обрадовалась, думала, Альбертик у нас будет. Но он сказал, что не время беременеть. Да и вообще, младенцев называл вонючками. Мол, только вопли от них, и где лестью, где доблестью сумел меня убедить. Так что Альбертиком мы аборт сделали.
– Сочувствую, - сказал я, и кажется, искренне.
– Однако, насчет огня. Секты Гасителей, я слыхал, давно где-то есть, но не у нас. Огнепоклонников и пироманов везде и всегда хватало. А вы и гасители и возжигатели в одном лице?
– Огонь - стихия пока что неуправляемая. Но кто-то должен его контролировать. Вот мы и взялись. А когда получим его себе в монопольное пользование, вот тогда и увидите, товарищ майор.
– Подполковник, - поправил я.
– Нам уже, кстати, кое-что удалось. Например - через пожарных инспекторов - запретить продажу спичек в подконтрольных ВПЧ магазинах. Сначала детям и психам, а потом и всем.
– Мне пришла на ум Танечка с ее спичками и попытками человека поджечь, и я про себя решил, что мера, пожалуй, правильная.
– Наша цель - Всероссийская Оргия, - сказала Маринка.
– Очищение и катарсис через нее.
– Почему не мировая?
– спросил я, заинтересованный этой затеей майора: оргией, как убийством, всю страну повязать.
– Первая Мировая Оргия - каково звучит, а? ПМО.
– Ах, нет, он был реалистом и на мировые оргии не притязал. Насчет ПВО, всероссийской, то есть - да, у него устремления были. А дальше, говорил он, пусть наши преемники мировой пожар раздувают. А раздув - только следи, чтоб не потухло, постоянно подливая масло в огонь.
Я догрыз свою часть кролика, кости же бросил псу. Тот жадно на них накинулся, несмотря на то, что позавтракал сусликом. Видно, этому жертвенное, с огня, тоже больше приходилось по вкусу.
– Какова же роль собак все-таки?
– спросил я.
– Зачем вы жестоко их?
– Разнообразная у них роль. Ненависти, если они не кусали его, он к ним не испытывал. И наоборот, считал даже землю чем-то вроде собаки. Этакой Жучкой, насекомоносителем. А люди все и животные - словно блохи в собачьей шерсти, жители этой Жучки. И радения, малые, одновременно с изгнаньем стыда чем-то вроде изгнания блох были.
– Собаки, между прочим, первые вышли в космос, - сказал я.
– А уж потом обезьяны и человек.
– Он еще говорил: древние люди, изгоняя из себя дьявола, что-то напутали. Дьявол так и остался, а сами люди внедрились в собак. И теперь, чтобы дух человечий из собаки обратно извлечь, хлыстом их приходится потчевать. Потому что одним только хвостом собаке не справиться. Любой, имеющий хлыст или хвост вам скажет, что это далеко не одно и то же. И это неправда, что говорят невежды, будто мы собаке молились. И что, якобы, пожирали их. Пожарная служба и так собачья, а тут еще наветы и клевета.