Никогда не было, но вот опять. Попал 2
Шрифт:
Сара-Серафима внимательно на меня посмотрела и, еле заметно усмехнувшись, сказала:
— Вы меня заинтриговали господин Бендер. С нетерпением буду ждать встречи со столь необычным юношей.
— Ах, мадам! Ничего необычного в нем нет, просто ему, чтобы остаться в живых пришлось стремительно повзрослеть, только и всего. Обычный инстинкт самосохранения. И он в этом отношении не оригинален, дети не богатых родителей в Сибири взрослеют быстро. Много работать приходиться.
Женщина хотела еще что-то сказать, но вернулся ее братец и она обратила внимание на его встревоженный вид.
—
Тот не отвечая, прошел к шкафчику, достал графинчик с водкой. Набулькав почти полную рюмку, он опрокинул ее в рот. Вспомнив, что в кабинете он не один, показал графинчик мне, предлагая присоединиться, но я отрицательно покачал головой. Он понимающе кивнул и налив еще полрюмки, прошел с ней к столу и сел в свое кресло.
— Сара, ты помнишь Ефима Голубцова, ну который тебе еще ручки целовал, когда мы были на празднике у Поляковых?
— Это, у которого плешь на голове круглая, как у монаха?
— Да. Это он сейчас приходил и, как бы между делом, Голованом интересовался. Когда я сказал, что никакого Голована я не знаю, он спросил, а Гаврила Шубников мне известен?
— И что ты ему ответил? — Встревожено спросила Сара-Серафима.
— Ответил, что Шубникова знаю, но он умер на днях.
Так! Похоже, подельник Голована нарисовался. Видимо примитивная карта, что мы с дедом у дружка Рябого забрали, этому Ефиму предназначалась.
— Простите, что вмешиваюсь. Можно про этого Ефима Голубцова подробнее.
— Что подробнее? — Недоумевающе спросил Михаил Исаакович.
— Всё подробнее. Кто такой, как выглядит, чем занимается, где живет. Одним словом все, что вы о нем знаете.
— Зачем вам это?
— Все, кто интересуется судьбой Голована, для нас с вами представляют опасность. Это если не полицейские, то его подельники. Так что давайте рассказывайте.
Из того, что поведал мне милейший Михаил Исаакович, я вычленил следующее:
Ефим Голубцов является доверенным человеком золотопромышленника и «миллионщика» Фрола Хрунова. Внешность имеет характерную, нос картошкой брови густые, кустистые, росту не высокого, полноват, одевается прилично. Появляется в Барнауле каждый год осенью, видимо привозит добытое золото. Закупается здесь кое-чем и последним пароходом возвращается к себе в Томск.
— И что же он покупает в Барнауле. — Спросил я, совершенно не понимая, что такого эксклюзивного здесь есть.
— Известно, что! Шубы «барнаулки», пимы, ну может еще мед и масло.
— Шубы? — Удивился я. — Чем же они хороши?
— Покроем и цветом. Степан Иванович Гуляев краску изобрел, а рецепт бесплатно отдал Полякову да Лапину, те и развернулись. По всей Сибири шубы да пимы барнаульские расходятся и вроде уже и за Урал вывозят.
В тоне высказывания Михаила Исааковича, чувствовалось некоторое не одобрение бескорыстия Гуляева и легкая зависть, к упомянутым персонажам, которым ни за что ни про что достались не хилые плюшки. Интересно! Возьму на заметку и постараюсь влезть в этот бизнес. Но пока продолжу расспросы.
— Этот Хрунов в Томске живет?
— Вроде в Томске, ещё, говорят, что он в тайге себе домину отгрохал, чуть ли не дворец и в столицу часто наведывается. Говорят куролесит там
— Понятно! И напоследок позвольте почти интимный вопрос: через вас золотишко Голован не пытался пристроить? Только отвечайте честно.
— Брал я у него песок и небольшие самородки.
— Много?
— Полтора фунта и четыре золотника. — Покаялся ювелир.
Понятно, видимо на этом и подловил тебя Голован. Пожалуй, пора прощаться с ювелиром и его сестрицей.
— Михаил Исаакович, не хочу вас пугать, но пока этот Голубцов не уехал, будьте осторожны. Это и касается и вас Серафима Исааковна. Кстати, господин Гуревич возьмите свой револьверчик. Мне он без надобности, у меня своих девать некуда.
Я достал револьвер и, взяв за дуло, протянул его ювелиру. Тот, схватив, его за рукоять и бросив на меня боязливый взгляд, положил в стол. Однако побаивается меня Мишаня или как там его сестрица назвала — Михель. Ухмыльнувшись, я вытащил из кармана патроны, положил их на стол.
— Револьверчик то зарядите Михаил Исаакович. Вам Серафима Исааковна тоже бы не худо оружием обзавестись и стрелять поучится. Могу вам презентовать.
— Не беспокойтесь господин Бендер. Револьвер у меня имеется. От мужа остался, и стрелять я умею.
— Мадам! «Я в восхищении». — Вспомнилась вдруг фраза из давно читаного романа. Какая женщина! Не зря зашел к ювелиру. Теперь остается посмотреть, как она справится с организацией местного «варьете». Но что-то мне подсказывает — отлично справится.
— Мадам, господин Гуревич я еще загляну к вам перед отъездом, а теперь разрешите откланяться. Дела-с.
По дороге к месту временного обитания размышлял над полученной информацией. «Отыскался след Тарасов». Вот кому сбывал награбленное золото уголовник Голован. Фрол Хрунов, значит, зовут его хозяина. Миллионер и золотопромышленник ни чем не гнушается в стремлении как можно больше нахапать.
Блин! И время другое и мир другой, а эти утырки за большие деньги никого не щадят ни детей, ни стариков, ни женщин, про мужиков и говорить не приходиться. Дворец он в тайге выстроил и в столицах оттопыривается по-черному. Наверняка разорится, все прахом пойдет. Хорошо бы пощупать его за мохнатую сиську, но не по Сеньке шапка. А вот засланца его, Голубцова Ефима, можно немного ущипнуть и кой о чем расспросить. Но сначала понаблюдать за ним. Выяснить, что делает, где бывает, с кем встречается. А уж потом брать тепленьким, и желательно с полным кошельком.
Глава 8
Глава восьмая.
На следующий день с утра пошли разыскивать улицу Томскую. Именно на ней и находился дом мещанина Матюшкина, где, по словам ювелира, остановился Ефим Голубцов. Сам Матюшкин в доме не живет, а обитает у своей сожительницы. Так, что хата находится в полном распоряжении Голубцова с охранниками. Дом не слишком большой и одноэтажный. Забор невысокий и двор хорошо просматривался с улицы. Некоторое время никого на дворе не было. Потом, появился рослый мужик, одетый как приказчик в лавке. Он походил туда-сюда по двору, подошел к наваленным возле сарая чуркам, разыскал топор и с видимым удовольствием начал колоть дрова.