Никогда не кончится июнь
Шрифт:
Он повернул ко мне голову и устало улыбнулся. Шелковые локоны заструились по плечам.
— Eccellente, Dasha! Complimenti! (Отлично, Даша! Поздравляю!) — от волнения он перешел на итальянский, и я вдруг с изумлением заметила, что уже не испытываю затруднений с переводом.
Вдруг в кармане его бирюзовой рубахи зазвонил телефон.
Лоренцо взглянул на экран и нахмурился.
Острая ревность пронзила меня. Наверно, это его девушка…
Чувствуя, как разбивается мое сердце, я отошла к окну.
Конечно,
— S`i, pap`a, - услышала я голос Лоренцо, — va bene. Posto… Oh, non `e ancora noto. S`i, quasi. Ok! (Да, папа, все в порядке. Место… О, это пока неизвестно. Да, почти. Хорошо!)
«Отец звонил… — подумала я с облегчением, — и он не назвал своего места… Он не сказал — второе, чтобы не расстроить отца. И не сказал — первое, чтобы не обидеть меня…»
Подошедший парень обнял меня за талию и заглянул через мое плечо в чистое прозрачное стекло.
— Папа, — объяснил он. И добавил: — Папа Карло!
— Буратино ты мой! — рассмеялась я и чмокнула его в нос.
Он опять ничего не понял, но тоже рассмеялся и подхватил меня на руки.
Интересно, а как там мой папа? Родители не могут дозвониться и теперь страшно волнуются — где я и что со мной?.. А я — здесь, совсем рядом, в Италии, купаюсь в море с самым красивым юношей Милана, смеюсь, а под сердцем прячу тяжелый камень…
За окном, кутаясь в легком тумане, стоял нежный, истомляющий южный вечер. И сегодня он, этот вечер, будет отравлен моим решением.
Мне пора его принять.
— Пойдем, Лоренцо, — сказала я своему милому спутнику, становясь на ноги и просовывая руку, чтобы обнять его. — Ты отвезешь меня в гостиницу?
Он кивнул, и мы молча, в обнимку, вышли из здания консерватории и поехали в отель «Морская раковина».
Я так же сидела в машине, мимо так же проносились дома и деревья, колени ласково укрывал теплый воздух, но что-то в моей душе едва ощутимо изменилось.
Какая-то тяжелая дремота окутала меня и начала укачивать, словно на волнах серебристого моря.
Мне казалось, что я прощаюсь с ним навсегда. Лоренцо отчего-то тоже был молчалив и серьезен.
И, чем короче становилось расстояние до отеля, тем сильнее, как невидимой крепкой паутиной, опутывала меня всплывшая откуда-то со дна сердца печаль.
Я не хотела ничего — ни третьего тура, ни расставания с Лоренцо. Я не хотела принимать никаких решений. И я не хотела видеть Чекнецкого.
Я устала быть сильной и нести на себе ответственную миссию антиквара Залевского.
До завершения которой оставался лишь один шаг…
И еще я не хотела идти в свой номер
— Arrivederci, Даша! — улыбнулся Лоренцо Верачини и сунул мне в руку мой черный футляр.
Я постояла, подождав, пока он, махнув на прощание рукой, умчится прочь на своем кабриолете, и медленно, гася невесть откуда наплывающие слезинки, открыла красивую стеклянную дверь «Морской раковины».
Пряча узкое лицо, мимо меня шмыгнула худая женщина в черном.
Что-то в ее облике показалось мне знакомым… Я обернулась, но она быстро исчезла за дверью.
— Даща! — окликнула меня сидевшая на ресепшн Сесиль.
В задумчивости оторвав взгляд от двери, я перевела его на девушку.
— Si dispone di un pacchetto! (Вам посылка!) — объявила она.
Так я и думала. Это снова была черная почтальонша!
Неужели и здесь, в Милане, есть филиал почтового отделения № 20«а»?..
Я протянула руку за извещением, но вместо этого Сесиль сунула мне какой-то маленький сверток.
Наверно, у меня был такой дурацкий вид, что она рассмеялась.
— Господин Чекнецкий у себя? — спросила я, беря сверток.
— О нет! Господин Чекнецкий уходить рано утром и еще не приходить… — известила меня дежурная на ломаном русском.
Марселино со скучающим видом потянулся в кресле.
Чувствуя обжигающую тоску, я подошла к лифту. Лоренцо Верачини… Его мягкие волосы, струящиеся по моей щеке, шелковистая кожа его рук, легкое дыхание…
Где-то он сейчас?..
В лифте я развернула сверток и привалилась к стенке.
Внутри оказалась колода карт!
Та самая — из тайника антиквара. И которую я оставила в кафе…
Союзница! — ахнула я.
И снова вспомнила растерянный вид Лоренцо на сцене.
Союзники не дадут ему выиграть! Видимо, они и впрямь очень сильны.
Медленно, чеканя каждое свое слово, я произнесла вполголоса:
— Если вы слышите меня. Мне ничего не надо. Я справлюсь сама. Вы слышите?
Из щели лифта к моим ногам прорвался теплый ветер.
И тогда я повторила:
— Ничего не надо!
Лифт открылся, и поток ветра подхватил меня и вынес на площадку.
— Вот и хорошо, — кивнула я.
«Ничего хорошего…» — послышалось мне в угрюмом улетающем ветре, и на третьем этаже наступила тишь да гладь.
ГЛАВА 62
Ночь опять оказалась холодной, как будто в солнечном Милане внезапно наступила зима. Я понимала, что зима наступила не в Милане, а в моей душе. Среди уютного интерьера номера я чувствовала себя очень одинокой и покинутой всеми. Тоскливо ворочаясь с боку на бок, я ругала себя на чем свет стоит, пытаясь воззвать к своему глупому влюбленному сердцу…