Никогда не лги леди

Карлайл Лиз

В два часа пополудни лорд Нэш – все еще в халате – пил кофе. Пил чашку за чашкой. Дом сегодня казался безлюдным, опустевшим, хотя слуги явились ровно в полдень. Но все они хранили молчание, а выражение их лиц было непроницаемым. Один лишь Гиббонс ворчал по своему обыкновению, на сей раз – по поводу чудовищного беспорядка, царившего в спальне. Убрав разбросанные повсюду лепестки гибискуса, он удалился в гардеробную, в которой тоже необходимо было прибраться. Чувствовалось, что ему ужасно хотелось узнать, в чем причина такого беспорядка, но он не отваживался расспрашивать

хозяина.

Нэш видел, что Гиббонса распирает от любопытства, однако ему не хотелось делиться своими переживаниями. Закрыв глаза и обхватив ладонями теплую чашку, он представил Ксантию, лежащую в его постели. Нагая, с лепестками гибискуса, прилипшими к волосам, она была обворожительна. Ночное свидание казалось сейчас Нэшу чем-то нереальным – словно смутное сновидение. Он был уверен, что ему больше никогда не доведется испытать таких острых ощущений, такого наслаждения.

Размышления Нэша прервал Гиббонс – камердинер вышел из гардеробной, насвистывая веселый мотивчик, и это был дурной знак.

– Что вы собираетесь, с этим делать? – пробурчал маркиз, кивнув на сюртук в руках Гиббонса.

– Проверю, не завелась ли в нем моль, – ответил камердинер. – На следующей неделе мы едем в Брайервуд, если вы помните.

– Но мне не понадобится этот сюртук.

– А если вашу одежду побила моль? – с вызовом ответил камердинер. – Вы представляете, сколько времени потребуется для того, чтобы заказать и сшить…

– Разве у меня нет другой одежды? – перебил Нэш. – В гардеробной висит еще много сюртуков и фраков. Выберем что-нибудь подходящее.

– Они могут не подойти вам, – возразил Гиббонс. – Люди меняются. Все мы уже не те, какими были когда-то.

Нэш нахмурился и поставил чашку на столик.

– Черт возьми, Гиббонс, что это означает?

Камердинер усмехнулся.

– Вам уже почти тридцать пять лет, сэр. Вещи, которые вы носили когда-то, теперь могут сидеть на вас немного мешковато или, наоборот, слишком уж в обтяжку. Такова жизнь.

– Проклятие! – взревел Нэш, вскочив на ноги и распахнув халат. – Немедленно несите сюда измерительную ленту!

Тяжело вздохнув, Гиббонс направился обратно в гардеробную и вскоре вернулся с измерительной лентой в руках.

– Отлично! – Нэш поднял вверх руки. – А теперь измерьте объем моей талии.

– Может быть, не надо, сэр? – робко промолвил камердинер.

– Делайте, что я вам сказал!

Гиббонс снова вздохнул и выполнил приказ хозяина.

– Ну как? – спросил маркиз. – Тридцать два дюйма?

– Кхм… – Гиббонс сдержанно кашлянул.

– Что там? Говорите немедленно!

– Зрение часто подводит человека, а вот лента не врет. Она показывает тридцать три дюйма, милорд.

– Вы нагло лжете! – воскликнул Нэш. Скосив глаза, он посмотрел на ленту.

Камердинер действительно обманывал его. Объем талии маркиза составлял не тридцать три, а тридцать четыре дюйма.

– О Боже… – в ужасе прошептал Нэш.

– Не волнуйтесь, сэр, – попытался утешить его Гиббонс. – До того как вы ахнули, лента показывала тридцать три дюйма.

Так начался новый этап в жизни Нэша.

Следующие

два дня в его душе происходила ожесточенная борьба. Маркиз никак не мог смириться с мыслью о том, что молодость прошла, глупо было бы обманывать себя. Истина оказалась слишком очевидной: молодость миновала, и теперь он, маркиз Нэш, стал зрелым мужчиной, человеком среднего возраста. На висках у него уже кое-где серебрилась седина, а брюки, которые он носил несколько лет назад, стали ему тесноваты в поясе. И в довершение ко всему он вынужден был признаться, что впервые безумно влюбился.

Но что же теперь делать? Нэш не мог ответить на этот вопрос. Его постоянно мучил манящий образ Ксантии, и в памяти то и дело всплывали эпизоды их последнего свидания: Ксантия, деловито рывшаяся в буфете в поисках столового прибора; Ксантия в его кремовом халате; Ксантия, сидевшая с ним за столом. Эти дразнящие видения преследовали Нэша повсюду.

Маркиз понимал, что ему ужасно не повезло, – его угораздило влюбиться в единственную женщину в Лондоне, которой он был не нужен. Для нее не имели никакого значения его титул и состояние. Тем не менее у них было много общего. В детстве они оба много страдали и чувствовали себя изгоями, чужаками в том мире, в котором жили. Нэш не сомневался, что Ксантия испытывала к нему искреннюю симпатию. Возможно, это чувство могло стать основанием для более серьезных отношений…

На третий день после свидания с Ксантией Нэш вдруг вспомнил, что его в скором времени ждут в Брайервуде. Ему не хотелось покидать Лондон, не повидавшись со своей возлюбленной. Он надеялся, что Ксантия снова пришлет ему тайком весточку и назначит встречу.

– Кстати, милорд, – сказал Гиббонс, помогавший маркизу одеваться, – от Суонна снова пришло письмо.

Нэш нахмурился.

– Мне кажется, что ему уже пора самому появиться в Лондоне.

Камердинер сделал вид, что не слышал этого замечания маркиза.

– Он пишет, что упал с крыши дома, принадлежавшего его матери, – продолжал Гиббонс, повязывая маркизу шейный платок.

– Упал? – переспросил Нэш. – О Господи, зачем моему поверенному лезть на какую-то крышу?

Гиббонс осклабился.

– Как вы помните, милорд, мистер Суонн собирался сдать в аренду дом покойной матери, но оказалось, что крыша дома течет. Он уверяет, что перелом не слишком тяжелый…

– Перелом? Какой еще перелом?

– Перелом плеча. Или, может быть, ключицы, – неуверенно добавил камердинер. – Как бы то ни было, но Суонн не сможет в течение ближайшей недели передвигаться верхом или в карете.

– Меня уже начинает раздражать вся эта история, – заявил Нэш. – Суонн нужен мне здесь.

– Я вас прекрасно понимаю, милорд, но поездка в тряском дилижансе – тяжелое испытание для человека с переломом плеча. На рытвинах и ухабах так подбрасывает, что у Суонна могут сместиться сломанные кости.

– Да, знаю, – проворчал Нэш. – Мне чертовски жаль, что он пострадал. Но гора документов на моем письменном столе растет с угрожающей скоростью. Я уже давно потерял деловую сноровку и не знаю, что делать с этими бумагами.