Никогда не отпущу тебя
Шрифт:
— А может, я еще не хочу домой, — заныла она. — Ты откуда вообще?
Он сел на водительское сиденье, открыл пачку сигарет и вытряхнул из нее одну. Зажав сигарету губами, он зажег ее, спалив две дерьмовые спички из круглосуточного минимаркета, затем откинулся на спинку сиденья, дав девушке несколько минут, чтобы она, наконец, решила, хочет ехать или нет.
Он взял грузовик со стоянки «Грэйдис», излюбленной забегаловки Калеба, и собирался вернуть его туда к одиннадцати, когда Калеб обычно выдвигался домой. Может сегодня, Калеб убьется на мосту, отправившись вечером назад в трейлерный
Как-там-её-звать все-таки решила, что хочет ехать, и когда она открыла пассажирскую дверь, Сет отвел взгляд, глубоко затянувшись сигаретой. Не важно, сколько девушек проводили с ним время в этой машине, лишь одна имела для него значение: самая первая девушка, которая сидела рядом с ним на переднем сиденье. У него перед лицом замелькали голубые глаза, и Сет поморщился, чтобы заглушить навязчивые воспоминания.
— Потом тебе нужно забрать своего брата из «Грэйдис»?— когда он не ответил, она решила его позлить. — Мой папа говорит, что он очень странный.
Холден повернул ключ в замке зажигания.
«К черту ее».
«И к черту Калеба».
— А ты не разговорчив, — вздохнула она, когда они выехали со стоянки магазина. — Здесь сверни налево. Но ты классно трахаешься.
Несколько минут Сет ехал молча, надеясь, что она заткнется на весь остаток поездки. Он чувствовал себя грязным и отвратительным, и пропасть у него внутри стала больше, чем когда-либо.
— Опять налево? — спросил он, остановившись у знака «Стоп» и ожидая, когда она скажет ему, как добраться до ее дома.
— Хочешь еще как-нибудь со мной потрахаться? — спросила она, проводя пальцем по его руке.
Честно? Ему было плевать. Будет это она или какая другая, и кем бы она ни оказалась, ему не было до нее никакого дела.
Он пожал плечами.
— Налево, — сказала она, в ее голос вкрались нотки раздражения. — Знаешь, я просто стараюсь быть дружелюбной. Ты появляешься здесь буквально из ниоткуда, в середине учебного года, ведешь себя очень тихо и слегка дебильно, живешь с братом, который больше напоминает твоего дедушку. Мог бы попытаться быть немного поприветливее. Я просто сказала.
Когда он не ответил, она тихо фыркнула, сложив руки на груди.
— Туда. Второй дом справа.
Сет подъехал к паршивому домишку, с тремя машинами перед входом и Рождественским оленем на поросшей кустарником придомовой лужайке, хотя был уже май. «Мать всегда снимала все украшения после Нового года», — вспомнил он, стиснув челюсти, и вытесняя из сознания образ ее красивого веснушчатого лица.
Девушка повернулась к нему, и ее глаза сузились.
— Знаешь, что? Я беру свои слова обратно. Ты трахаешься совсем не классно. Ты трахаешься слишком грубо, и у тебя слишком большой член. Ненормальный.
Затем она выскочила из грузовика, громко хлопнув дверью.
И Сет, единственным достоинством которого оказался лишь большой член, резко рванул с подъездной дорожки ее дома, ненавидя ее, ненавидя Калеба, ненавидя себя, ненавидя эту отвратительную насмешку, в которую превратилась его гребаная жизнь.
Он до упора вжал педаль газа, увеличивая скорость, не смотря на то, что редкие дороги в этом районе
Стрелка спидометра продолжала двигаться… 90… 95… 100… Боковым зрением он уловил массивные деревья. Деревья, которые стояли здесь тысячи лет. Деревья, при столкновении с которыми, летящий со скоростью сто миль в час грузовик просто сомнет в лепешку, уничтожив весь жалкий хлам, что дышал у него внутри.
Он собрал все силы, на какие только было способно тело шестнадцатилетнего парня, и так яростно надавил на педаль газа, что у него заболела нога. Стрелка поднялась до 110. Он убрал руки с руля и закрыл глаза, им овладело сказочное, неземное чувство. Он возвращался домой. Через минуту, он снова будет с ней. С ней, и с матерью, отцом и бабушкой. Он хотел снова оказаться с ними. Он видел ее лицо, ясно, как божий день, чувствовал их переплетённые пальцы, слышал ее голос…
«Холден, ты такой же, как прежде или сломлен?»
«С камня на камень. Я прыгаю, ты прыгаешь».
«Держи руку на буквах».
Пронзительный рев сигнала грузовой фуры вывел его из оцепенения. Он мгновенно открыл глаза и, зажмурившись от ярких огней встречных фар, резко дал по тормозам. Сбросив скорость, грузовик дёрнулся и вздрогнул, потеряв управление и забуксовав на мокрой дороге, пока буквально в последнюю секунду Холден резко не выкрутил руль и не успел убраться с пути встречной фуры. Когда он остановился на обочине дороги, то был весь мокрый от пота и плакал, как ребенок.
После часа бессмысленных рыданий, он вернул грузовик на стоянку «Грэйдис» и зашел в расположенный по соседству тату-салон.
И в ту ночь, впервые за многие годы, он вновь заснул, держа руку на буквах.
***
Он медленно открыл глаза, и тут же сдавленно выдохнул, потому что — о, Господи! — его член был в чем-то теплом и влажном, и, черт возьми, ни от чего в жизни ему еще не было так хорошо.
Посмотрев вниз, он увидел разметавшиеся по его животу волосы Гризельды, золотистые и сверкающие в лучах пробивающегося сквозь окно полуденного солнца. Ее губы плотно держали его, в то время как язык ловко обрабатывал его кончик. Зажмурив глаза, он резко откинулся на подушку.
— Гриз, — простонал он.
Ее рот замер, и когда он взглянул вниз, она отвела волосы в сторону и с усмешкой смотрела на него, все еще держа во рту его толстый член.
— Расслабься, — сказала она, затем принялась целенаправленно всасывать, придерживая рукой его ствол.
Он пытался. Он действительно пытался. Потому что обычно, когда красивая женщина делала ему минет, он просто откидывался на спину и наслаждался, но как бы хорошо он сейчас себя ни чувствовал, чего ему хотелось на самом деле, так это снова оказаться внутри нее.