Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара
Шрифт:
Если только… ты не второй на вызов.
Глава 2. Пробы! Пробы!
Пробы на туберкулез были основным источником дохода для ветеринарных клиник. Это позволяло иметь в штате шесть-семь врачей, и тогда график дежурств был до некоторой степени терпимым. Без ТБ-проб, вероятно, у нас было бы максимум три ветврача в клинике. И тогда, учитывая требования закона о круглосуточной ветслужбе, нам было бы не позавидовать. Но на тот момент мы сохраняли хоть какое-то подобие нормальной жизни, при том что было невозможно регулярно посещать какие-либо клубы, участвовать в мероприятиях или же строить с кем-то постоянные отношения.
Фермеры могли сами выбирать, какие ветклиники будут проводить у них мероприятия
Я был наслышан о коллегах, которые отправлялись на профилактические мероприятия по туберкулезу и обнаруживали в стаде случаи реакций и (или) неявных реакций. Это предполагало, что животные или были подвержены инфекции или уже активно болели туберкулезом. На ферме надлежало тут же ввести карантин, чтобы защитить здоровье людей и животных. Однако звонок разгневанного фермера и разговор с начальником на повышенных тонах приводили к тому, что делались «повторные пробы». Предположительно после «повторных проб», если таковые вообще проводились, все «реакции» становились «неявными реакциями», а «неявные реакции» волшебным образом излечивались и исчезали. Весьма возможно, что в некоторых случаях такие корректировки были верны, потому что кто-то из молодых и неопытных врачей чересчур рьяно и тщательно делал замеры в страхе совершить ошибку. Но мне кажется, что было бы чересчур наивно принимать такое объяснение каждый раз. В любом случае фермер вместо потери целого стада должен был через пару месяцев провести еще одну пробу, и вполне возможно, что ему дали бы разрешение продавать и покупать скот. Действительно, если имел место туберкулез, то на повторном анализе его бы точно выявили и результаты были бы более явными, потому что у еще большего количества животных к этому времени выявилась бы положительная реакция на пробу. Так можно было бы легко рационализировать смысл действий любого, кто пытался манипулировать данными. Но между пробами проходит время. А реальный туберкулез не дремлет и распространяется. То есть молодых ветврачей нагибали и ставили в невыносимые условия. Что же делать? Тут явно нарушался закон. Теоретически выход был только один: стать «свистуном», то есть разоблачителем. Неуверенность в себе и давление со стороны коллег могут сыграть с нами злую шутку. Честь мундира и лояльность к клинике, опасение выглядеть дураком, страх заработать репутацию доносчика в узкой профессиональной сфере, где все знают всех, и нежелание разрушить жизнь фермеру – кто знает, как бы поступил каждый из нас в таких обстоятельствах?
Именно это и произошло со мной. Я раньше уже говорил, что как-то вступил в прямое противостояние с фермером, нос к носу. Я тогда приехал к нему на ферму, чтобы проверить результаты проб туберкулина. Возвращаясь в клинику, я понял, что плохие вести меня уже опередили. Мистер Дженкинс был недоволен. Он в своем телефонном разговоре поносил меня на чем свет стоит. Секретарь офиса была настолько ошарашена, что даже не смогла повторить полностью все те эпитеты, которыми меня наградил фермер, лишь назвала начальные буквы. Делала она это удивительно естественно.
– Ну-у, Гарет, фермер слов не выбирал. Он сказал, что ты высокомерный Мария-Урсула-Джулия-Анна…
– Окей, окей, я понял, спасибо, Джулия, – пытался я прервать ее.
–
– Ага, я понял, спасибо, – пытался я прекратить этот поток нелестных эпитетов.
Конечно же, она надо мной подшучивала. С насмешливой улыбочкой Джулия перечисляла мне буквы алфавита, которые складывались в самые распространенные среди местных жителей оскорбления, а также парочку узкоспециализированных терминов из сельского хозяйства, обозначающих семейное положение моих родителей на момент моего рождения. Мистер Дженкинс также обвинил меня во вредительстве, и вся ситуация была моей виной, а не его. Не уверен, в чем, по его мнению, состояла моя выгода становиться вредителем. ТБ-пробы – это важное, но невыразимо скучное мероприятие. Подумать только, что я был так одержим искоренением болезни, что, как супергерой, в одиночку пошел в крестовый поход против невинных фермеров – это же просто смешно да и не соответствует действительности.
В первый день моего ТБ-тестирования на ферме у мистера Дженкинса присутствовал государственный ветврач из Министерства сельского хозяйства Северной Ирландии. Поскольку хозяйство находилось в том районе страны, где риск туберкулеза был невысок, то и анализы здесь делали раз в четыре года. Весь процесс проводился расслабленно, ожидалось, что пробы будут чистыми, а мы просто выполняем формальную процедуру в ответ на требования правительства. Бен, госслужащий, казалось, был настроен именно так.
Животные находились в сарае, в котором из одного угла шел коридорчик, специально огороженный заборчиками для прогона животных по одному. Из общего загона животное прогонялось по коридору, оттуда попадало в тесное стойло, где мы могли его удержать и провести необходимые манипуляции. На ферме была еще пара подсобных рабочих, которые помогали управиться со стадом. Бен присутствовал для осуществления общего надзора, и ему не требовалось даже пальцем шевелить. Но что-то на него нашло, и то ли из благородства, то ли от скуки он предложил мне помочь заполнять бумаги. Я выкрикивал номер с бирки на ухе животного и толщину кожной складки с обоих участков туберкулиновой пробы. Он любезно проставлял цифры в соответствующие клеточки. Мистер Дженкинс принимал минимальное участие в нашей работе; на его взгляд, мы лишь мешались у него под ногами, но он предпочитал вежливо отмалчиваться. Тем более что в первый день никаких результатов еще нет. Они появятся на четвертый.
Мой второй визит разительно отличался от первого дня. Скот находился в том же сарае, но заборы для коридора, загон, бокс – все это исчезло. Мистер Дженкинс встретил меня один, и настрой у него с самого начала был более чем агрессивный. Сперва он попытался убедить меня вообще не подходить с осмотром к животным.
– Я сам всех осмотрел, – сказал он. – Ни единого комочка.
Такое начало разговора не было необычным. Часто оно сигнализировало о переживаниях хозяина относительно конечного вердикта. Но не в этот раз.
– Ну что же, хорошо, – ответил я. – Значит, быстро управимся.
Я старался не усугублять, но работу мне все равно придется сделать.
Следующим трюком, на который пошел мистер Дженкинс, когда понял, что меня не разубедить осматривать животных, стало то, что он начал откровенно вставлять палки в колеса. Когда я зашел в сарай, то тут же увидел отсутствие необходимых приготовлений. Никаких подмостков, коридорчиков, скот гуртом стоял за общим забором высотой в метр. В стаде было голов 40, и все они жевали сено за забором.
– Ну вот, видите, ничего у них нет, – сказал он.
– Да, надо только поближе посмотреть. Где загон? – поинтересовался я.
– Ах, ну да, мы все перевезли на другую ферму, там надо скот обработать от червей; и времени не было назад все привезти, – ответил он. Было заметно, что у него на губах скользнула усмешка.
– Ну, мне надо лично все проверить. Уверен, что вы не ошибаетесь, ну вы же сами знаете все эти формальности.
– Проблем нет, вон они все стоят, проверяйте, – и опять на лице возникла ухмылка.