Никогда не угаснет
Шрифт:
Какой-то очень гордый, очень независимый вид у этого оборвыша. Стоит и смотрит своими синими глазами на Инку. И Инка стоит, не двигаясь, смотрит на него.
Вдруг он улыбнулся, и на щеках его появились ямочки.
— Что ты стоишь, детка? Получила сумку и топай в школу. Ну… Чего баньки вылупила?
Инка понимает, что должна сказать сейчас что-нибудь
— Адью! — он приподнимает над головой свою кепочку без козырька и, повернувшись, медленно идёт вниз по бульвару.
— Подожди! Подожди!
Инка всё-таки хочет с ним поговорить толком. Сказать ему о том, что глупо шататься голодному, в лохмотьях, когда есть коммуны и детские дома.
— Эй ты, парень!
Но он не слышит. Быстро, чуть вразвалку, идёт вперёд. И когда он отходит уже далеко. Инка замечает, что он обронил сложенный вдвое, грязный листок бумаги. Девочка поднимает его, разворачивает и читает:
«Мой дорогой товарищ Руслан! Я за тобою дуже скучив i пишу тобi пiсьмо. Я рiшив перезимувать у городi Одесi. Я тобi розкажу, де я був: Харкiв, Умань, Кременчуг, Катеринослав, Баку, Ростов, Ленiнград. Звiдти я по"iздив, "iздив i не зарiзало. Тiльки на нозi одрiзав два пальцi…»
Конца письма нет. Кто его писал и кому писал — неясно. Кто такой Руслан? Возможно, этот синеглазый беспризорник зовётся Русланом. Но почему у него такое странное имя?
Задумавшись, Инка идёт в школу.
«А буде син, i буде мати…»
И, конечно, опаздывает. Уже минут десять, как начался урок. В дверях класса круглая дырочка. Девочка смотрит через неё и видит: у стола стоит учитель математики Александр Антонович. Как всегда, он свежевыбрит и подтянут, из-под тёмного пиджака выглядывает безукоризненно белый крахмальный воротничок. Александр Антонович диктует задачку, а все записывают её в тетрадях. Закончит он диктовать, и Инка войдёт в класс. Александр Антонович человек справедливый и предмет свой знает прекрасно. И всё же, Инка не любит и ужасно, боится математика. Вероятно, оттого, что он какой-то холодный, не похожий на других учителей. Все учителя называют учеников ребятами, пионерами, хлопцами и девчатами, а в торжественных случаях — товарищами. А математик придумал скучное слово: учащиеся.
— Здравствуйте, учащиеся! — говорит он, входя в класс.
Единственный из учителей, Александр Антонович обращается к детям на «вы». Как в гимназии. К тому же он решительно не признаёт лабораторно-бригадного метода и ставит отметки очень требовательно и строго индивидуально. По старой гимназической привычке он обычно прибавляет: двойка, тройка, четвёрка.
Александр Антонович продиктовал задачку, положил учебник на стол и медленным шагом подошёл к двери. Вероятно, через дырочку в двери увидел Инкин глаз.
— Входите, Ивицкая, зачем стоять под дверью?
Инка вошла, боком пробираясь к своей парте.
— Почему вы опоздали? — учитель спокойно-выжидательно смотрит на девочку.
— У меня была неприятность! — ответила Инка.
— Ивицкая считает, что анархия — мать порядка, — слышится
Не успевает Инка усесться за парту, как с двух сторон её начинают атаковать вопросами Соня и Липа. На уроках математики не очень-то разговоришься, но если нужно выяснить что-нибудь важное, то при некоторой изобретательности этого можно достичь. Соня кладёт перед подругой розовую промокашку, на которой написано:
«Почему ты опоздала? Что с тобой случилось?»
А Липа под партой что-то быстро показывает на пальцах Инке. Та пытается разгадать. А в это время Александр Антонович вызывает Вовку.
— Черепанов!
Черепок, ухмыляясь, выходит к доске.
— Прошу вас вынуть руки из карманов, — спокойно говорит учитель.
На миг Черепок теряется, вынимает руки из карманов, но снова прячет их и пренебрежительно произносит:
— Скажите, пожалуйста. Это вам не старорежимский режим…
— Да? Ну, в таком случае пожалуйте на место. Я с невоспитанными людьми не разговариваю.
Если бы учитель кричал, сердился, Черепок ответил бы ему что-нибудь грубое. А математик совершенно спокоен. И спокойствие его поразительно действует на разболтанного, привыкшего паясничать Вовку. Он вынул руки из карманов, смотрит на учителя.
— Скажите, Черепанов, что мы называем числовой прямой?
Черепок оглядывается. Никто не подсказывает. На уроках математики подсказывать бесполезно.
— Не знаете?
— Знаю.
— Так отвечайте. Я слушаю.
— Я знаю, но я забыл, — улыбается Черепок.
Учитель задаёт ему ещё несколько вопросов, на которые Вовка отвечает точно так же.
— Вы не приготовили урока. Садитесь, «Неуд», точнее единица, — левая щека Александра Антоновича мелко дрожит.
Затем к доске выходит Юра Павлик — «математическая голова», как называет его учитель. Юра всегда занимается всякими вычислениями, математическими викторинами и загадками, решает задачи собственным, оригинальным способом.
— Ну-с, — улыбаясь говорит Александр Антонович и добрым взглядом окидывает маленького веснущатого Юру. — Решите, пожалуйста, задачку № 5.
Юра быстро пробегает глазами условие и так же быстро стучит мелком по доске. Если бы Инка наполовину, нет, хотя бы на одну треть так умела решать задачи, как Юра!
Говорят, что два человека в один и тот же миг могут подумать об одном и том же. Должно быть, учитель и Инка подумали об одном и том же, потому что, когда Юра сел на место, Александр Антонович посмотрел на девочку скучными глазами и холодно произнёс:
— Ивицкая!
Инка подошла к доске, взяла в руки мелок, написала:
«X — 187 = 215». Нужно найти, чему равняется X. Казалось бы, всё ясно. Инка быстро стучит мелком по доске: «215–187; 215: 187». Вдруг от всех этих иксов и простейших уравнений ей делается ужасно скучно.
«И как ему не холодно в одной тельняшке?» И со всей ясностью возникает перед глазами девочки синеглазый беспризорник Руслан. Снова она что-то вычитает, делит и множит, но это явно не то. Подружки смотрят на неё горестно, а учитель презрительно.