Никогда не угаснет
Шрифт:
— Садитесь! — говорит он ледяным тоном.
Отметкой можно не интересоваться. «Неуд», точнее единица.
Инка садится на место и чувствует, как у неё горит нос. Когда она волнуется, у неё всегда горит нос.
Учитель начал объяснять новый материал, но Инка так расстроена, что и не пытается слушать.
«Хорошо ещё, — думает она, — что «неуд» влепили только мне, и бригада не пострадала».
Переменка коротенькая, и Инка даже не успевает рассказать подружкам об интересной встрече в парке.
Следующий урок — украинская литература.
Широко распахнув двери, входит Павло Остапович. Его, единственного из учителей, дети не наградили прозвищем.
Да и зачем, собственно,
Он называет учеников по-своему — ласковым и коротким словом — «дiтки». Обращаясь к девочке, он говорит: «доню», к мальчишке — «козаче» или же «синку». Даже нарушитель дисциплины, курильщик и отчаянный заводила Черепок смущённо улыбается, когда слышит обращённое к нему «синку». У обладателя многих «неудов». Черепка, по украинской литературе отметка «очень хорошо». Да что Черепок! У всей группы по украинской литературе — «очень хорошо»! И ничего в этом удивительного нет. То, что рассказывает учитель, входит в душу ученика ярко и прочно, на долгие годы, на всю жизнь.
Детство и юность свою Павло Остапович провёл в одном из маленьких и тихих городков Украины. В грозовые дни тысяча девятьсот пятого года тихий городок этот зажил тревожной жизнью. Заволновались, забурлили окрестные сёла. Взбунтовавшиеся крестьяне увозили хлеб с полей помещиков, громили их усадьбы, рубили лес. По ночам, охваченные пламенем, горели экономии. А в уездном городке, в деревянном домике с занавешенными окнами, учитель гимназии Павло Полищук перепечатывал на гектографе обращение Центрального Комитета РСДРП, в котором большевики призывали крестьян к решительной борьбе с царём и помещиками.
В те дни Павло не знал ни минуты отдыха. По ночам участвовал в подпольных собраниях, днём ходил по пригородным сёлам, выступал на сходах. Взволнованно говорил молодой революционер крестьянам об их беспросветной, каторжной жизни, о кривде, о надругательствах, которые терпят они от помещиков и царских урядников. Не раз бросал он в жадно слушающую толпу пламенные строки любимого поэта:
Бодай кати "ix постинали, Отих царiв — катiв людских!Поздней осенней ночью тысяча девятьсот восьмого года Павла Полищука арестовали, привезли в Киев и посадили в Лукьяновскую тюрьму.
Наутро пришёл в камеру тюремщик с кандалами.
— Пожалуйста, ваше высокоблагородие, дайте вашу ножку, — насмешливо проговорил он. — Вот, получайте — новенькие. С иголочки. Кандальчики первый сорт… До конца жизни не сносите.
Через полгода Павла Полищука судили. Он был обвинён в том, что возбуждал на сходах крестьян против правительства и произносил мятежные, оскорбительные для особы его величества речи. Приговором военно-окружного суда Павло Полищук был осуждён на вечную ссылку в Сибирь «с лишением всех прав состояния». Вскоре его под конвоем повезли в пересыльную тюрьму, а дальше — погнали по этапу в Сибирь. Целый месяц, вместе с большой партией ссыльных, скованный по рукам и ногам, он шёл через замёрзшую Ангару. Лёд тихо, предательски потрескивал, Ангара только стала, и ревел над головой, рвал полы арестантского бушлата обезумевший ветер. Тогда-то Павло Остапович и простудился. С тех пор прошло много лет. Но ни покои, ни тёплое солнце родного края не могут излечить его от мучительного надрывного кашля. Когда неожиданно начинается приступ, Павло Остапович синеет, хватается руками за грудь, а в глазах светится такое страдание, что дети от жалости чуть ли не плачут. Но как только кашель прекращается, — Павло Остапович
О чём будет сегодня рассказывать учитель?
— Добрий день, дiтки!
Павло Остапович медленно прошёлся по классу (он никогда не стоит за столом), остановился у окна, на миг прикрыл рукой глаза и тихим голосом заговорил: о каторжном Оренбургском крае, о мёртвой степи, сторожившей крепость Яман-Кала, что по-киргизски означает «дрянь-город», и о заключённом в эту крепость — рядовом пятого линейного батальона Тарасе Григорьевиче Шевченко.
Тишина стоит в группе. Черепок выдвинулся из-за печки, подпёр кулаком подбородок, приоткрыл рот. Димка не сводит с учителя пытливо-сосредоточенного взгляда. Вера Рябчук сидит прямая, бледная, с головы сбился чёрный платок. Инка и Липа, позабыв о том, что они на уроке, обнялись. Щёки у девочек пылают, глаза горят.
И вот нет уже ни тесной групповой комнаты, ни трудшколы. Нет урока, нет весёлой трели звонка. Есть Павло Остапович, его тихий глуховатый голос и есть кобзарь Тараса Шевченко. И сейчас дети вместе с ним, с поэтом, одетым в побуревший от каторжной пыли солдатский мундир. С Тарасом бродят они по тусклой степи и берегу Арала. С ним плывут на шхуне по капризному Аральскому морю и под скучным небом Мангышлака тоскуют о далёкой родине. Вместе с ним, с Тарасом Григорьевичем, перечитывают стихи из его заветной, захалявной тетради, гневные и печальные стихи о крипаках и бесталанных сиротах, о наймычках, тупых панычах и никчемных жестоких царях, которых народ должен смести с лица земли. А когда Павло Остапович прикрепляет на стене репродукции рисунков Шевченко, тишина сразу же сменяется гулом. Дети вскакивают с мест, отодвигают парты и, отталкивая друг друга, теснятся перед доской, на которой приколоты рисунки: «Автопортрет Шевченко», «Шхуна «Константин», «Киргизские дети-нищие».
Затем так же шумно они усаживаются и мгновенно умолкают. Сколько времени прошло? Павло Остапович и сам позабыл о времени. Скоро по-видимому, будет звонок. Учитель прикрывает глаза рукой, тяжело дышит.
Испуг набегает на лица детей. Инка крепко сжимает Липе руку и быстро, отчаянно быстро шепчет в мыслях:
«Не надо… Ну, не надо, Павло Остапович, милый, золотой, не надо кашлять…»
Помогло. Учитель глубоко вздохнул, присел за стол, тронул ладонью седой висок.
— Слухайте.
И дрогнувшим голосом прочитал:
А люди виростуть. Умруть Ще ие зачатi"i царята… I на оновленiй землi Врага не буде, супостата, А буде син, i буде мати, I будуть люди на землi.Прозвенел звонок с урока. Учитель попрощался и ушёл, склонив набок седую голову. Он унёс с собой старый портфель, томик «Кобзаря» и удушливую, разрывающую грудь астму. И он оставил в сердцах детей свет веры в большое человеческое счастье на обновлённой земле.
Сима
Больше уроков не будет, можно идти домой. Но на пороге класса появляется Сима. На ней чёрная сатиновая юбка и синяя косоворотка с узором на вороте: золотистые колосья ржи переплелись с васильками. Правда, колосья и васильки давно поблекли, потому что косоворотка эта много раз стирана и перестирана. И чулки Симины, старые коричневые чулки, много раз штопаны-перештопаны. А какие на ней ботинки! Тяжёлые, неуклюжие мужские ботинки марки «Скороход». Но грубая одежда не портит гибкой фигуры девушки, поблекшая косоворотка ещё больше подчёркивает юную прелесть её лица.