Никогда не угаснет
Шрифт:
— Я не зайду. У меня очень заплаканный вид, — тихо сказала Соня, — Выйди, я должна с тобой поговорить.
— Хорошо. Подожди меня внизу.
Инка быстро оделась и вышла. Девочки взялись за руки, посмотрели друг на друга.
— Соня! Ты меня извини, — сказала Инка. — Я стояла под вашими дверьми и всё слыхала. Я всё знаю.
— Ты слыхала? — Соня сжала руку подружки. — Он хочет, чтобы я улыбалась его клиентам. А я нарочно решила даже не здороваться с ними.
— Почему?
— Потому что тогда они обидятся, эти клиенты, и не будут приходить… И тогда ему
— Понимаю, — обрадовалась Инка. — Только знаешь, что? Не здороваться это мало. Они, может, даже внимания не обращают — здороваешься ты или нет. Ты лучше им язык показывай или фигу.
— Хорошо! — согласилась Соня.
Незаметно девочки очутились на Красноармейской, потом вышли на Крещатик. Было холодно и очень скользко. Мальчишки скользили по обледенелым тротуарам и громко выкрикивали: «Папиросы «Коминтерн», «Коминтерн»!
Тусклые лампочки реклам вспыхивали на стенах высоких домов, сообщая:
«В первом кинотеатре анонс. Ждите «Проданный аппетит». Во втором кинотеатре «Чашка чаю». Игорь Ильинский». «В музыкальной комедии — «Коломбина». «Ресторан «Континенталь». Грандиозная встреча Нового года. Танцы и джаз до утра».
Вдруг на углу Прорезной и Крещатика розовые и лиловые лампочки рекламы сообщили:
«С Новым 1928 годом. Поздравляем своих уважаемых клиентов и клиенток, настоящих и будущих. Парикмахерская Янкелевича».
Девочки остановились. Толпа на миг разъединила их.
— Соня! — позвала Инка. — Где ты?
— Я здесь, — грустно отозвалась Соня. — Ты видела рекламу?
Инка кивнула головой.
— Видишь… Теперь весь Киев будет знать парикмахерскую Янкелевича.
Она опустила голову, снова взяла Инку за руку.
— Как не хочется идти! Проводи меня домой…
Инке очень хочется что-нибудь сказать Соне в утешение. Но она ничего не может придумать. Во всех окнах квартиры Янкелевичей горит свет. Значит, не спят, ждут Соню.
— Ты придёшь завтра в школу? — спрашивает Инка.
Но Соня не отвечает. Она думает о своём. На щеках её вспыхивают два маленьких красных пятнышка. Быстро, взволнованно Соня говорит:
— Знаешь, что он мне сказал? «Я тебя кормлю, одеваю, учу. Я всё делаю, чтобы собрать капитал на твою взрослую жизнь. Ты должна иметь деньги, золотые вещи, потому что она недолго продержится!»
— Кто недолго продержится? — не понимает Инка.
— Советская власть. Так он говорит…
Нахмурив тонкие брови, глотая слова и слёзы, Соня решительно говорит:
— Так пусть он не кормит меня. Не надо. Я уйду от него и поступлю на завод. Буду работать.
Шефы
А Стёпки всё нет и нет. Каждый день Инка ждёт его в парке у голубого павильона. Не приходит Стёпка.
Возможно, он в милиции — попался на какой-нибудь мелкой краже? Может, болен? Мысли эти не дают девочке покоя. «Нельзя так сидеть сложа руки. — размышляет Инка. — Нужно действовать, искать, пойти к нему. Но куда?»
Между тем время идёт. Проходит месяц. Забот у Инки полон рот. Во-первых, приближается окончание второго
3
Триместр — часть учебного года, равная трём месяцам.
— Ну, скажи, что тебе непонятно? — спрашивает он.
Инка испуганно моргает глазами. Если б она знала, что именно ей непонятно. И всё-таки девочка очень старается, вдумывается, вникает, и, наконец, наступает день, когда она на уроке самостоятельно решает задачу. Александр Антонович ласково смотрит на неё и говорит:
— Хорошо. Точнее четыре.
Целый день у Инки именинное настроение. Правда, портит его Черепок.
— Ну, что, каланча, — смеётся он, — дозубрилась всё-таки?
— А тебе что, завидно, лодырь несчастный, — обижается за подругу Липа, — вот я сейчас бригаду соберу, и мы решим, что с тобой делать. Может быть, мы вообще от тебя откажемся!..
— Отказывайтесь, мне ещё лучше…
Ничто его не трогает. За последний месяц он получил пять «неудов», и положение бригады стало почти угрожающим. Черепок не хочет никого слушать и затыкает уши, когда Липа осыпает его упрёками. Целые дни он проводит на катке и даже в класс въезжает на коньках — весёлый, разрумяненный от мороза. Как ни в чём не бывало, усаживается на свою парту за голландской печкой и все уроки читает Шерлока Холмса.
В общем, бригада выносит постановление; направить Липу и Инку к Вовке домой. Пусть они расскажут Черепанову-старшему, какой у него прекрасный сынок.
— Вот увидите, — замечает Вася после того, как решение уже принято, — папа его выпорет…
— Я буду очень рада. Так ему и надо, — говорит Липа. Всё-таки, они с Инкой долго советуются, с чего начать разговор с Черепком-старшим. Как добиться того, чтобы он повлиял на Черепка-младшего, если возможно, без порки.
Итак, забот у Инки немало. И нет ничего удивительного в том, что девочка начинает постепенно забывать о синеглазом беспризорнике — Стёпке-Руслане. К тому же произошло ещё одно событие: на общешкольном собрании Лёня Царенко отчитывался о работе газеты «Красный школьник». Лёня попытался было произнести речь о задачах прессы вообще и о задачах школьной прессы в частности, о влиянии её на мировую революцию. Но Рэм словно холодной водой окатил его:
— Довольно демагогии, Царенко. Ты скажи, сколько раз за год вышла стенгазета?
— Ты же сам знаешь, — безнадёжно махнул рукой Лёня.
— Значит, два раза.
Лёня молчит. Очки упали на кончик носа. Он не ожидал, что дело примет такой оборот. И самое главное — сказать ему в своё оправдание нечего. Ни одна крылатая фраза не приходит на ум. В общем, большинством голосов собрание постановило: Лёню с должности редактора газеты «Красный школьник» снять. К удивлению Инки, её единогласно избрали редактором.