Никогда не влюбляйся в повесу
Шрифт:
Камилла подняла лицо к солнцу и блаженно зажмурилась. Было довольно прохладно, но день выдался на удивление ясный, что было тем более странно, поскольку такие дни в это время года в Англии редкость — и Камилла вдруг почувствовала, как от свежего воздуха у нее слегка кружится голова.
Сидевший рядом Ротуэлл разворачивал один за другим свертки с едой, раскладывая ее поверх своего плаща, который он специально для этой цели разостлал на земле. Прихватить с собой одеяло они, естественно, не додумались — ни он, ни Камилла.
Сама она не помнила, чтобы ей случалось когда-нибудь завтракать
— Хочешь цыпленка?
— Пардон? — Камилла, повернув голову, увидела возле самого своего носа куриную ножку, которую подсунул ей Ротуэлл. Растерявшись, она откусила маленький кусок.
— Ваш личный слуга, миледи, — бросил он.
Улыбнувшись, Камилла покорно прожевала курятину, потом в растерянности обвела глазами импровизированный стол.
— Мы не догадались прихватить ножи с вилками! — ахнула она.
— Похоже, тебе никогда не доводилось есть руками, я угадал? — Ротуэлл оторвал себе другую ножку и принялся энергично жевать.
— Non, никогда. — Камилла аккуратно промокнула рот платком. — Впрочем, ты тоже не особенно похож… на любителя пикников. Я правильно выразилась?
Ротуэлл принялся хохотать так, что даже забыл про курицу. Сердце у Камиллы подпрыгнуло. Вероятно, Обельенна владеет некоей тайной, о которой она и не подозревала, потому что свежий воздух, похоже, и впрямь вернул ее мужу аппетит. Мысленно перекрестившись, Камилла отломила крохотный кусочек сыра и тут же поморщилась. От слишком резкого запаха ее замутило — впрочем, в последнее время такое случалось довольно часто. Камилла всегда обладала аппетитом голодного волчонка, но сейчас пища порой вызывала у нее тошноту. Если так пойдет и дальше, уныло подумала она, скоро они с Ротуэллом будут походить на тени.
Украдкой покосившись на мужа, Камилла увидела, что он развалился на траве и любуется живописными полями Кенсингтона с разбросанными тут и там домиками фермеров. Легкий ветерок с Серпентайна игриво взъерошил ему волосы, на мгновение придав барону мальчишеский вид. Сейчас он казался совсем молодым — и очень грустным.
— Нет… я уже забыл, когда в последний раз устраивал пикник. По-моему, это было лет пятнадцать — двадцать назад.
— Неужели? — удивилась Камилла. — А мне казалось, у вас в Англии люди постоянно устраивают пикники.
— Полагаю, что так. — Взгляд Ротуэлла затуманился. — Знаешь, мне вовсе не кажется таким уж забавным, когда кто-то чаще ест под открытым небом, а не в доме…
— Правда? — поразилась она. — Почему? Он бросил на нее какой-то странный взгляд.
— Я ведь вырос на плантациях сахарного тростника, Камилла. Так что я — просто фермер, только разбогатевший.
Камилла какое-то время молчала.
— А кто же управляет рабами… я имею в виду сейчас, когда ты в Англии?
— Никто, — пожал плечами Ротуэлл. — Сейчас все они — свободные арендаторы.
— Значит, ты… ты дал им свободу? — спросила она. — Благородный поступок!
— Причем тут благородство? — Ротуэлл поморщился. — Это было разумно. Нужно было сделать это сразу же после смерти дяди, но тогда мы были по уши в долгах, и Люк сказал… — Взгляд его снова устремился в прошлое.
— Да? — заинтересовалась Камилла. — Что сказал твой брат?
Ротуэлл
— Он хотел расплатиться с долгами дяди, — объяснил он. — А потом… потом мы долго спорили — все трое. Мы всегда все решали вместе. Видишь ли, все остальные — я имею в виду остальных плантаторов — встретили идею в штыки. Освободить сразу столько рабов…
— И что в этом страшного?
— Они боялись еще одного взрыва народного возмущения, — объяснил Ротуэлл. — Рабы, получившие свободу, могут стать неуправляемыми. И тогда одному Богу известно, что может произойти. Но сейчас все это уже не важно.
— Почему?
— Рабству давно пора положить конец, — пожав плечами, бросил Ротуэлл. — Это язва, которая разъедает общество изнутри, и очень скоро оно будет запрещено законом — если то, что говорит Энтони Хейден-Уэрт, является правдой. Этот проект — его любимое детище, он изо всех сил старается протащить его через палату общин.
— Может быть, тебе следует поддержать мистера Хейден-Уэрта? — неуверенно проговорила Камилла. — Beдь если бы многие думали так же, как ты, покончить с рабство удалось бы быстрее.
Пожав плечами, Ротуэлл отвернулся.
Камилла вспомнила о покойной жене его брата — женщине, которую он когда-то любил — и, возможно, любит до сих пор. Скорее всего именно она в свое время заставила Ротуэлла посмотреть на рабство другими глазами.
— Ксантия рассказывала мне о женщине, на которой женился твой брат, — вдруг выпалила она, уставившись на руки, которые судорожно сцепила на коленях. — Что в ее жилах текла смешанная кровь и что поэтому ее отказывались принимать в обществе. Наверное, это было ужасно.
На скулах Ротуэлла заходили желваки. Плохой знак, решила Камилла.
— У Ксантии слишком длинный язык, — прорычал он.
— За что, позволь спросить, ты рассердился на Ксантию? — потеряв терпение, бросила она. — В конце концов, я твоя жена, и раз это имеет отношение к твоей семье, значит, я имею право знать. Я должна об этом знать, особенно потому, что мне предстоит родить тебе ребенка.
По чувственным губам Ротуэлла скользнула неприятная усмешка.
— Какой пафос — особенно в устах женщины, которая еще совсем недавно собиралась использовать меня исключительно в качестве племенного жеребца! — не без злости проговорил он. — Насколько я помню, в свое время ты считала, что брак — это всего лишь сделка… или я ошибаюсь?
— Ротуэлл, это нечестно…
— Нет, это правда, — перебил он. Теперь он смотрел на нее в упор, в глазах его горело пламя.
— А что изменилось? Ты передумал? Хочешь, чтобы наш брак перестал быть сделкой?
Ротуэлл отвернулся. Лицо у него стало отстраненное.
— Нет, — чуть слышно выдохнула она. — Похоже, нет.
Пробормотав сквозь зубы какое-то ругательство, Ротуэлл вскочил на ноги и зашагал прочь.
Не оборачиваясь, он дошел до того места, где берег спускался к самой воде. И долго стоял там, ероша волосы и думая о чем-то своем. Плечи его устало поникли, как будто на них лежала неимоверная тяжесть. Но когда Камилла, не сводившая с него глаз, уже решила, что муж готов вернуться. Ротуэлл вдруг, не глядя на нее, зашагал по тропинке, которая змейкой вилась вокруг пруда.