Никого над нами
Шрифт:
– Раз не должны, то и не говорите.
– Воительница оставалась прежней, холодной и неприступной.
– Ответьте на вопрос.
– Мы так и будем говорить здесь? На виду у всех?
– Мне здесь нравится больше. Как и моему единорогу.
– Хорошо.
– Маг развел руками.
– Я… не хочу врать. Иду к Поэтическому Меду.
Наездница откинулась в седле, тонкие пальцы сжались на изумрудном эфесе.
– К Поэтическому Меду… - процедила она сквозь зубы.
– Как же, наслышана. Легенда старая, красивая, нечего сказать. Живет где-то в горах некий
Ким глубоко вдохнул и выдохнул.
– Те, что для "знатоков и ценителей" - не лучше, - безжалостно продолжала воительница, - что ставит баронесса Шатиньи.
Маг ответил не сразу.
– Да, есть неудачные, - выдохнув, признался он, стараясь не выказать обиды.
– Или, скажем лучше, неважные. Зато удается сделать кое-что другое. "Переломанные кости", например. Или "Смерть считать не умеет". На сцене не ставились, к постановке не предлагались. Распространяются в списках. Ценимы многими искушенными читателями. Да и вы тоже…
– Этого мы касаться не станем, - отрезала всадница.
– Значит, собрались за Поэтическим Медом… что ж, уложения Совета сему не препятствуют. Однако хранение души оного болотника… кстати, он там один?
– Нет, - мрачно сказал Ким.
– Я еще одного прикончил.
Точеный подбородок воительницы вздернулся.
– Интересно, конечно, господин сочинитель, где и как вы разузнали точное местонахождение…
– Ничего особенного, - пожал плечами Ким.
– Я ведь учился у великого Септимуса…
– Не может быть!
– Отчего ж нет? Разве не были его первые вещи совершенно провальными? Разве не освистывала его публика? Разве не впал он в совершеннейшую нищету, подумывая о самоубийстве? И разве не был допущен он в архивы Совета, когда некая добрая душа устроила его туда переписчиком?
– Продолжайте!
– Септимус и нашел там пергамент. Старый-престарый, со списком легенды и подробной картой. Анонимный автор уверял, что нашел дорогу, однако не смог пробиться к Меду. Септимусу терять было нечего, он бросил работу, запасся эликсирами, и добился успеха. Недаром после возвращения стиль его изменился до неузнаваемости, а "Голубку" играют до сих пор, хотя прошло уже тридцать пять лет…
– И все это он открыл вам?
– Я был с ним, когда он умирал. Не знаю, почему он решил мне признаться…
– Септимус был гением, - ледяная броня не давала трещин, - настоящим гением, и "Голубка"…
– Вы вольны мне не верить…
– Да уж, трудновато будет. А взглянуть на сей пергамент?..
– Его у меня нет, - повесил голову Ким.
– Опасаясь, что драгоценное свидетельство может быть утеряно, похищено, я из страха, что меня опередят, зазубрил все приметы наизусть, оставив оригинал в столице…
– Очень на вас похоже, -
– Впрочем, благодарю за добровольное признание, - прежним, холодно-формальным голосом проговорила она.
– Это вам, бесспорно, зачтется. Действительно, зачем еще может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трех списках предания прямо говорится: "Дверь к Меду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души трех убиенных тварей нелюдских содержащий"…
– Хранение души убитого болотника не запрещено никакими эдиктами, - негромко, но упрямо отозвался маг.
– Этоопасно, не спорю… также, какхранение меча.
– Меч не выйдет из повиновения владеющего им.
– Но его могут украсть.
– Не собираюсь вести здесь философические диспуты. Где был убит второй болотник?
– Местные называли это место Гнилой Гатью. Не знаю, я лично никакой гати там и в глаза не видел. День пути по тракту на…
– Благодарю за разъяснения, я знаю дорогу, - убийственно-вежливо отозвалась воительница.
– Я… свободен? У посланницы Совета ко мне больше нет вопросов?
– Вы предупреждены, - нехотя проговорила всадница, - об опасности хранения при себе душ, принадлежащих уничтоженной нечисти. Эдикт Совета объявляет все, взятое чародеем, - кроме золота, кое принадлежит его величеству, - его добычей, имея в виду, конечно, ингредиенты или артефакты…
– Я смогу представить доказательства, что души болотников являются таковыми.
– Не сомневаюсь. Вам врать не впервой, господин сочинитель.
Ким опустил голову. Возразить нечего.
– Желаю счастливого пути, милостивый государь. Надеюсь, после обретения вами Поэтического Меда ваши… творения станут хоть чуточку лучше.
Черный единорог захрапел и шагнул в сторону. Наездница вытянулась струною на его спине, зло вцепилась в поводья, лихо гикнула - ударили копыта, ярко сверкнул рог, и диковинный зверь мигом исчез в темноте, одним легким прыжком перемахнув закрытые по ночному времени ворота.
Вот так оно все и кончается, Ким…
Поздно просить прощения и унижаться. Ты сам виноват, ты, и никто другой. Живи с этим. Живи с позором. И скажи спасибо: ты вышел во двор без своих эликсиров, один взмах сабли - и остался бы с поросячьим обрубленным носом, например.
И было бы поделом.
Не надейся, кстати, что "она поехала за мною!". Тэра - действительно одна из лучших, а болотники и впрямь замучили, словно в стародавние времена, когда составлялись позаимствованные им рецепты и эликсиры.
– О чем ты думаешь, брат-в-духе?
– осторожно осведомился Корбулон, все это время простоявший тише воды ниже травы.
– И что она говорила о Поэтическом Меде? Не может быть, ведь это же просто метафора, народная история, выдумка чистой воды…
– Кое-кто из осведомленных, - хрипло ответил Ким, все еще глядя вслед растаявшему в ночи черному единорогу, - считают его отнюдь не выдумкой.
– И ты, ты, брат-в-духе, - задрожал кентавр, - собираешься отправляться за ним?! В те самые горы? И меня тащить?!