Никого нельзя обижать! Семестр І
Шрифт:
В кино врут, когда показывают, что на подобной мине подрываются сразу после срабатывания растяжки. Замедлитель Ф-1, как и РГД-5 (запалы у них одинаковые), горит, обеспечивая необходимый для броска гранаты интервал времени от трёх до четырёх секунд. И даже, если повезёт, немножечко больше.
Вот этого времени несущейся за мною (словно я что-то у неё украл) даме я давать не собирался. Отсчитав положенные две секунды, я рыбкой нырнул за какой-то бордюр, укрывший меня от «разлёта осколков» моих же взорвавшихся гранат.
А вот безуспешно палящей мне вслед леди прятаться
Минусом оказалось то, что она меня, кажется, задела. Иначе с чего бы это левое плечо стало сигнализировать об очень неприятных, мягко говоря, ощущениях. «А может это осколок гранаты догнал?» – засомневался я, морщась от неслабой боли, подходя к поверженной неподвижной сопернице, щита вокруг которой естественно уже не было. В общем, поскольку поясняющих надписей на комбинезоне, в отличие от оружия, не появлялось, я терялся в догадках. И что-то ещё было не так!
Что было не так, я понял, когда рука «погибшей», вместе с зажатым в ней пистолетом, начала подниматься – не было сообщения об окончательном и бесповоротном выбытии из состязаний бойца номер двадцать один!
Сообразив это, я начал уклоняться, вскидывая свой пистолет и всаживая в хитрую Покровскую выстрел за выстрелом. «Надо было сделать контрольный!» – досадовал я сам на себя. Но время уже было упущено. И, слава Богу, что поймать посчастливилось только одну пулю из трёх встречных да ещё тем же пострадавшим плечом. Так что размышлять о том, что попало в левую руку до этого, я перестал.
«Какая теперь разница, от чего мне так больно?» – думал я, мало обращая внимания на слова в шлемофоне, которые не дождался несколько секунд назад.
– Сука! – обругал я вслух поднявшуюся и направившуюся к выходу подругу старосты, показавшую в ответ два пальца, которые точно не были большими.
– Ах ты ж … снова сука! – разобрала меня злость на неспортивное поведение одноклассницы. Мне можно – мне больно. Но, поскольку одному нехорошему слову я высокопоставленных наблюдательниц уже научил, то решил, что на сегодня бесплатного просвещения им хватит.
«Но, блин, как же больно!» – почти плакал я, проверяя возможность шевелить «раненой» рукой. Теперь я понимал тех девочек, которые откажутся выйти на второй тур. Есть же они? Побольше б таких!
Судя по тому, что подвижность руки комбинезон не ограничил, её кости были как бы не задеты. Как там говорят в таких случаях: «Пуля прошла сквозь мягкие ткани»? А где в аптечке обезболивающее, и как им пользоваться, я так и не выяснил! Да ещё находится она в левом кармане брюк.
Стараясь меньше шевелить «повреждённой» рукой, я правой выковырял медицинскую помощь из кармана на бедре и раскрыл её. Так, ниток уже нет, значит и шить ими ничего не надо. Далее – бинт. Смогу я обмотать его вокруг «раны» одной рукой? Но перед этим, используя даже зубы, наложить жгут выше места повреждения. Оказывается, если прижмёт как следует, то я могу всё! Даже
«Может сдаться?» – возникла предательская мысль. «Ага! Счаз!» – представились довольные физиономии Опаловой и Покровской. – «Не дождутся!»
Закончив с оказанием первой помощи, я поднялся и побрёл к брошенному автомату. По пути проверил оружие Покровской.
Так вот почему она не стреляла! На её калаше светилась надпись: «Повреждено пулей!» Видимо одним из первых моих выстрелов задело. И только сейчас до меня дошло, что вместе с Мариной поле боя покинули трофейные боеприпасы. Хотя, скорее всего после взрыва там ничего пригодного не осталось. Но пистолет-то у неё стрелял!
Мысленно махнув рукой, я вспоминал, что там бурчали об уже ступившей на поле боя противнице? Да то и бурчали – прозвучала стандартная фраза об очередном наглом претенденте на мой приз.
Кто там должен быть следующей я уже не знал. Поэтому решил, что если ей так надо, то пусть ищет меня сама. А я пока полежу в ставшей такой уютной песочнице, бортики которой меня вполне надёжно скрывают.
Из полудрёмы меня вырвала четырнадцатая, которая со словами: «Нашёл время спать!» перевернула моё двадцать второе тело на спину. Дернув спросонья здоровой рукой, автомата ни в ней, ни рядом я не обнаружил.
– Не дёргайся! – стукнули меня по правой руке, одновременно что-то делая с левой.
– Ты чего обезбол не использовал? – спросила меня незнакомка, окончательно раздербанившая мою аптечку, прикладывая что-то к руке, потом к голове, после чего боль практически утихла, и, перематывая мою бинтовую повязку.
– Вера не позволяет! – буркнул я, отводя покрасневшее лицо. И пусть «медсестра» этого не видела, но мне перед ней было очень стыдно. Именно почему-то перед нею, а не перед нашей наставницей.
– Ладно, герой, всё, что от меня зависело, я сделала! – сказала спасительница, выкладывая рядом со мной свои гранаты и запасные магазины к автомату. Даже оружие Покровской не оставила без внимания. – Тебя там ещё две ждут: одиннадцатая и пятая.
Причём одиннадцатую она выделила интонацией.
– Кто ты воин? – вырвалось непроизвольно у меня.
– Гы, гы, гы! – заржали в ответ. – Ахиллес, сын Пелея!
После чего девушка трижды громко проорала:
– Сдаюсь!
И пошагала «нелёгкой походкой матросской»65 на выход с полигона.
65. Цитата из песни «Прощайте скалистые горы» композитора Евгения Жарковского на стихи Николая Букина.
– Спасибо! – прокричал я вслед.
На что мне снова показали два пальца. На этот раз самые, что ни на есть, большие.
А походкой девушки, пожелавшей остаться инкогнито66, я откровенно залюбовался. И голос её запомнил. Как-то не сильно я обращал внимание на параллельный «А»-класс. Пора навёрстывать упущенное.
66. Инкогнито – лицо, скрывающее своё настоящее имя.