Николай I Освободитель. Книга 7
Шрифт:
В итоге сразу собрать полноценный институт у Кованько не получилось. Если китайский факультет принял первых студентов уже в сентябре 1838 года, то другие направления — японское, корейское, в потом вьетнамское, сиамское и даже монгольское — начали добавляться с большой задержкой. Просто по причине нехватки преподавателей знакомых с предметом изучения и соответствующих учебных материалов. О той же Корее, учитывая ее трехсотлетнюю политику добровольной изоляции, миру снаружи было известно примерно ничего. Да и японцы только-только начали открывать себя миру, причем отнюдь не добровольно.
— Господин лейтенант! — В комнату, где квартировал офицер, заглянул ротный фельдфебель и козырнув озвучил причину, по которой посмел оторвать своего командира от традиционного послеобеденного кофе и свежей прессы. — Господин лейтенант! Вас к полковнику Боммелю вызывают. Срочно.
Карл — за десять лет Малиновский уже привык к этому имени — тяжело вздохнул, отложил в сторону недочитанную газету и стал из-за стола.
— Спасибо Гюнтер, сейчас буду, — фельдфебель кивнул и скрылся за дверью.
Крохотная комната — буквально три на четыре шага — все что получилось выкроить для постоя ротного офицера в маленьком городке Цибинген, что на правом берегу Одера. Поскольку здесь находился весь седьмой корпус кронпринца Вильгельма, даже для младших офицеров место выбить порой удавалось с большими проблемами. Рядовые же и вовсе были вынуждены ночевать в палатках, в разбитом на окраинах лагере, благо весна уже во всю вступила в свои права и температура стабильно держалась на уровне восьми-десяти градусов по Цельсию.
Карл бросил взгляд на зеркало — полированный кусок жести, откуда в такой обстановке взяться настоящему — допил большим глотком кофе, снял с вешалки плащ, накинул на плечи, насунул на голову форменную кожаную каску и вышел наружу. Собственно, кроме кровати, стола с парой стульев и шкафа в его комнате ничего и не было, и единственным плюсом данной недвижимости было удачное расположение — на самой окраине городка, что позволяло поменьше сталкиваться с большими чинами из свиты кронпринца, наводнившими под самую завязку это Богом забытое захолустье.
Спустившись с третьего этажа — комната располагалась под самой крышей и представляла собой, по сути, мансарду со скошенным потолком, — лейтенант бодро зашагал в сторону центра, туда где расположился штаб их 79 Берлинского ландверного полка. Как и тысячу раз до этого мысли мужчины скользнули немного назад, на то, как он вообще оказался здесь и сейчас в прусской военной форме.
Начало войны застало негоцианта Карла Либкнехта в столице. Надо признать, ему Берлин нравился, жизнь здесь бурлила почти так же как в родном Петербурге, при этом выгодно отличаясь в плане климата и деловых возможностей. Официально Карл занимался печатным делом: издавал пару ежемесячных журналов, печатал книги, буклеты и прочую полиграфическую продукцию. Неофициально — продолжал работать с СИБ выполняя кое-какие поручения родной конторы и постепенно становясь своим в богемных и ученых кругах Прусского королевства. Свое издательство — это очень удобно, в плане наработки связей среди обозначенных выше персон.
Работа по идеологическому отрыву Пруссаков от остальных немцев шла в целом достаточно успешно, учитывая сложную политическую ситуацию в Европе, где все остальные немецкоговорящие государства были настроены
В целом было понятно, что еще лет десять-двадцать в том же ключе и прусская нация полностью сформируется как отдельная от общенемецкой. И постоянная угроза войны с Австрией тут играла далеко не последнюю роль.
Когда же Вена таки объявила войну, это вызвало настоящий взрыв патриотизма, переходящего даже в какой-то остервенелый шовинизм. Быть немцем было в это лето в Берлине не модно, модно было называть себя именно пруссаком.
Ну а потом началась повальная мобилизация, и стало уже совсем не до шуток. Имея всего 120 тысяч армии мирного времени, Берлин с началом войны резко увеличил ее численность чуть ли не втрое — до трехсот тысяч бойцов.
Естественно, для такой кучи народу нужно командиров тоже не мало. Казалось бы, как никогда не служивший в прусской армии Карл Либкнехт мог получить на плечи погоны в такой ситуации? Очень просто: наличие по его легенде военного опыта в качестве добровольца во время Австро-Турецкой 1820–21 годов плюс высшее образование, плюс знания, полученные Малиновским в процессе обучения в школе СИБ… Ну и рекомендации «из центра» о том, что участие в войне крайне позитивно скажется на политической карьере Карла, вознеся авторитет среди «возрожденцев» — так в обиходе называли приверженцев «Движения за национальное возрождение Пруссии» — до самых высот.
Погоны фендрика оказалось получить очень просто, после чего Карл стал заместителем командира пехотной роты в 79 Берлинском ландвером полку, вместе с которым и принял участие в зимних боях за Берлин.
Цибинген был совсем маленьким городком, таким изыском как мощеные булыжником — или тем более новомодным асфальтом — мостовые не обладавший, поэтому пройдя всего пару сотен метров Карл успел прилично извязывать начищенные ранее до блеска сапоги. Впрочем, в действующей армии на такие моменты обращали внимание гораздо меньше.
— Доброе утро! — На крыльце дома, выделенного под штаб полка — и заодно под место картирования его старших командиров — собралась небольшая толпа курящих и что-то громко обсуждающих офицеров. — Что интересного обсуждаем?
Как и сам Карл большинство ротных офицеров полка были призванными из глубокого запаса гражданскими людьми, которым переход в военное состояние давался подчас достаточно сложно. Хотя, ради справедливости, нужно сказать, что от мобилизации в Пруссии бегать было не принято, наоборот, особенно в первые дни войны, мобилизационные пункты буквально штурмовались добровольцами. Потом, конечно, вместе с первыми неудачами на фронте, поток желающих резко иссяк, но и теперь необходимость защиты родины от подлого нападения соседа воспринималась пруссаками как нечто естественное и очевидное.