Николай I. Освободитель
Шрифт:
При всем этом мое непосредственное участие в процессе было сведено к минимуму. Так, например, я высказал пожелание, чтобы егерям дали кое-какие основы рукопашного боя: предложение передали по инстанции, бюрократический механизм крутанулся и откуда-то возникла пара донских казаков, видимо неплохо смыслящих в соответствующей области. Тоже самое было когда я возжелал дать бедующим офицерам егерского полка кое-какие полезные, как мне показалось знания в медицине. Тут был вызван Нестор Максимович и несколько его врачей, уже год трудящихся под руководством светила российского акушерства и офицерам был прочитан курс лекций о первой помощи при ранениях, о самых распространённых
Кстати, о медицине. Как-то так неожиданно получилось, что именно это направление стало основным в моей «работе» зимой-весной 1804 года. Для начала я предложил учредить отдельное министерство здравоохранения, поскольку резоны вхождения медицинской коллегии, учрежденной еще при Екатерине, в структуру министерства внутренних дел мне казались крайне сомнительными. Это решение, однако, по заведенной у нас традиции ничего не делать быстро, зависло на неопределенный срок.
Втором делом — по счету, а не по важности — стало составление доклада об английском опыте вакцинации с использованием коровьей оспы. Естественно, в двадцать первом веке я знал о единственной болезни, уносящей ранее тысячи и десятки тысяч жизней, которую человечеству удалось искоренить полностью. Вот только когда именно были проведены первые опыты с использованием коровьей оспы я точно не помнил: где-то на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков.
Однако, если знаешь, что искать, и даже — где искать, найти искомое оказалось не так сложно. Оказалось, что Дженнер уже не только провел свой первый эксперимент в этой области — это случилось в год моего рождения, — но даже успел накопить кое-какой опыт в этом направлении.
Узнав об этом, я тут же написал Александру о срочнейшей необходимости вводить поголовную вакцинацию в России. Понятно, что ближайшие годи ни ста ни даже семидесяти процентов населения мы охватить не сможем — банально врачей у нас столько нет — однако двигаться в этом направлении просто обязаны.
— «Лучшим примером тут была смерть Петра 2. Если уж даже императоры умирают от этой хвори, то естественно, наша Богом посланная», — ссылка на Бога никогда лишней не будет в таком деле. Я старательно орудовал гусиным пером, выводя строчки на листе очередного доклада императору — «обязанность, искоренять ее всеми доступными способами».
— Твою мать! — Выругался я, посадив на документ кляксу. Писать перьями, да еще и по местной бумаге, на поверхности которой местами попадались ощутимые включения недостаточно качественно перемолотого сырья, было настоящей мукой. — А ладно, хрен с ним, там перепишут…
В таком режиме ограничения свободы прошел весь 1804 год. Сначала — первые полгода — я жутко бесился от нехватки впечатлений и информации, а потом как-то привык смотреть на мир сквозь сухие строчки отчетов.
Все мои попытки как-то вырваться из этой клетки полностью провалились: Александр оставался глух к моим просьбам и на все жалобы отвечал только, что я еще слишком мал для осознания всей ситуации и классическое: «вырастешь сам поймешь». Самое грустное, что и винить мне было, по сути, некого, сам загнал себя в такое положение неумением сдерживать свои эмоции. Вот что стоило придержать свои прогрессорские порывы до того момента, когда Николаю предоставят большую самостоятельность и мои действия не будут столь уж вопиюще заметны на фоне других детей.
Единственным светлым моментом в тот абсолютно серый подстать традиционной питерской погоде стал выход монографии
Что же касается уже начатых проектов, то они даже без меня — как это не печально осознавать — постепенно продвигались вперед. Еще в конце осени 1803 года на обучение в госпитальное училище был набран первый курс будущих акушерок. Вот только полу они были самого что ни на есть мужского. Идею привлечения к организации народного здравоохранения молодых девушек мне полностью, совершеннейше зарезали, мотивировав это тем, что невместно молодых девиц привлекать к бабичьему делу. Мол не может женщина работать одна без мужского пригляда, в серьез ее никто воспринимать не будет, да и кто их тогда замуж возьмет? Что сказать… Дикие времена, патриархальные взгляды, почему-то считается что буквально любое появление молодой неженатой девушки мгновенно ведет к разврату и попранию общественной морали.
А ведь я планировал на этой же базе впоследствии готовить медсестер и санитарок для нужд армии, чтобы любая рана на поле боя не означала смерть или ампутацию, как это происходит сейчас. Однако простив системы, даже такой ущербной не попрёшь. Впрочем, может быть местным действительно виднее
Мой экспериментальный взвод спустя год наконец вышел на те показатели, которых я от молодых офицеров и хотел добиться. За это время «курсанты», как я их мысленно называл, приобрели физические кондиции, для этого времени считавшиеся ранее просто немыслимы. Они бегали по лесу как лоси, нагруженные здоровенными рюкзаками, отлично стреляли — егерей я вооружил штуцерами, посчитав что меткость и дальность стрельбы для них важнее чем скорострельность — прилично научились фехтовать и драться без оружия. А уж сколько всяких полезных знаний в них впихнули за этот год и вовсе не счесть. Но самое главное даже не это. За год была более-менее отработана методология подготовки будущих егерей и это значит, что можно было переходить ко второму этапу.
Теперь каждый из оставшихся во взводе офицеров — за год по состоянию здоровья или по собственному желаю сошли с дистанции еще шесть человек — должен был найти себе пять будущих подчиненных. Да, экспериментальный взвод с благословления императора разворачивали в экспериментальную роту, численность которой должна была составить почти две сотни штыков. Предполагалось, что к тридцати офицерам добавятся полторы сотни сержантов и унтеров, а потом — если Бог даст и все пройдет гладко — еще через год три-четыре сотни рядовых и капралов, что уже даст полноценный легкопехотный батальон. Впрочем, до этого нужно было еще дожить.
Интрелюдия 2
Что бы там кто не говорил, но императорская семья — это тоже люди, и соответственно ничего человеческого им не чуждо. В конце декабря в Зимний дворец, так же, как и во многие другие дома России и прочих христианских стран, пришел рождественский дух. Настроения дополнительно добавляла природа, расщедрившаяся в кой это веки на отличную зимнюю погоду. Температура на улице несколько дней подряд держалась в районе комфортных минус пяти по цельсию, ночью выпал снег, а утром нависшие над городом серые тучи неожиданно растянуло и на радость людям на небе выглянуло солнце, вид которого жители Петербурга, казалось, уже давно позабыли.