Николай I. Освободитель
Шрифт:
После долгих расспросов оказалось, что есть некий фонд — а там уже к этому времени больше двухсот тысяч накопилось, — куда уходят остатки денег, и к которому я получу доступ только по совершеннолетию. Попытки убедить сначала Воронцова, а потом и брата в разумности и обоснованности такой траты — вернее вложения, — подкрепленные выкладками и цифрами бизнес-плана, полностью провалились. Высшее дворянство империи, эта, мать ее, белая кость и голубая кровь, считало участие в торговом бизнесе — делом недостойным. В крайнем случае зерно можно было продавать выращенное у себя в поместье. Запретить мне это делать они вроде, как и не могли, но и способствовать отказывались напрочь. Мрак и ужас.
Спасла ситуацию совершенно неожиданно Елизавета Алексеевна —
Так что занятый своим «сладким» проектом, более серьезные государственные дела я напрочь игнорировал. Демонстративно — мол закрыли меня в клетке, ну и крутитесь тогда без моих подсказок. Впрочем, если быть честным, на мне свет клином не сошелся, это я тоже понимал отлично. Так зимой 1805 года было создано, вернее выделено из Министерства внутренних дел, Министерство общественного здоровья, в ведение которого был отдан надзор за госпиталями, обучение медицинского персонала, борьба с эпидемиями и прочее. Министром, что меня особенно порадовало, назначили моего давнего знакомого Амбоидика-Максимовича, а это означало взятие государством глобального курса на внедрение опробованных в нашем родильном госпитале новинок. Ну как нашем? Меня уже от этого дела давно отставили, и даже краткие отчеты присылать перестали. Ну ладно, как говорится — делай доброе дело и бросай его в воду. Вот и медицинское направление в глобальном плане ушло от меня в свободное плавание. Опять же за будущую вакцинацию я был спокоен, Нестор Максимович, если его конечно российские бюрократы не сожрут, обязательно это полезное дело доведет воплощения в жизнь. Ну а если нет, придется этим потом самому заняться, без борьбы с оспой мы все равно не обойдемся.
— Хотел спросить, ты уже договорился с англичанами или еще нет?
Александр посмотрел на меня долгим взглядом как бы пытаясь просветить насквозь и понять наконец, кто перед ним находится. Когда пауза стала уже неприличной, император ответил вопросом на вопрос.
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть глаза, есть уши и есть мозг, чтобы всем эти богатством пользоваться, — попытался ответить я уклончиво, однако вопросительно поднятая вверх монаршая бровь намекнула, что его такая отповедь не устроит. — Ой, да Господи! Наполеон угрожает переправой через Ла-Манш, адекватной сухопутной армии у них нет, что они будут делать? Искать пушечное мясо на стороне — тут не нужно быть провидцем, чтобы это понять. В первую очередь мы с цесарцами, потом пруссаки. Ну и ты, конечно же как более молодой и неопытный, тем более еще не разу не получавший тумаков от корсиканца, выглядишь как самая простая цель. Франц-то уже отгреб пару раз, и теперь будет, пожалуй, поосторожнее, впрочем, не факт.
Ну да, я-то знал, что Австриякам еще не раз прилетит от французов, поэтому мог спокойно раздавать такие прогнозы.
Александру явно не понравилось то, как я охарактеризовал его и австрийского коллегу, однако после короткого размышления признал.
— В начале апреля договор подписали.
— Не успел, — я поморщился, нужно было раньше думать, а то заигрался в шоколадного магната и упустил момент. — Франц в деле?
— Его императорское величество…
— Ой да брось!
— Франц думает.
— Понятно… Соскочить как-то можно?
— Что ты имеешь ввиду? — Голос Александра резко охладел. Выросший на идеалах рыцарства, ставший слишком рано императором мальчик, слишком высоко ставил свою честь… И слишком низко — к сожалению — непосредственные интересы страны и жизни ее сынов.
— Скажи пожалуйста, вот только честно, представь, что я вообще ничего не знаю и не понимаю в международных отношениях, зачем нам воевать с Наполеоном?
— Наполеон —
— Хорошо, — я прервал этот фонтан красноречия, — я уже понял, что лично ты считаешь существование на этом свете императора Бонапарта личным оскорблением, прекрасно. Но Александр, смею тебе напомнить, что ты ведь правитель страны. Правитель Российской империи, и в первую очередь ты должен думать о благе государства. Вот скажи мне, какая выгода России от войны с Францией?
Видя полное непонимание в глазах брата — он явно не рассматривал этот вопрос с такой стороны, а попытался уточнить.
— Ну вот завтра мы победили, Бонапарт разгромлен, подписываем мирный договор, на внесении каких статей ты будешь настаивать в первую очередь.
— Возвращение Франции в границы 1792 года…
— Так, это выгодно австриякам и голландцам, ну и англичанам конечно, я так понимаю, что они за свой Ганновер радеют так? Что еще?
— Возвращение на трон Франции Бурбонов…
— А это только англичанам выгодно.
— Еще договорились после победы над Наполеоном установить в Европе справедливый порядок…
— Пиздец… — я не смог сдержать эмоций. Вот бы еще Россия воевала за справедливый европейский порядок Англии. — «Черт, а ведь Павел был судя по всему гораздо более вменяемым императором, во всяком случае, что касается внешней политики. Может и правда нужно было попытаться его спасти. Вот только как — непонятно».
— Что?! — Император, никогда не слышавший от меня таких слов, удивленно задрал брови.
— Давай я тебе расскажу, как я вижу европейскую политику со своей колокольни, ты только послушай, не перебивай, — Александр кивнул. — Англии выгодно, чтобы на континенте шла война, пусть все воюют со всеми, как можно дольше и желательно с неопределенным результатом. Тогда обеим сторонам можно свою продукцию продавать, кредитами потихоньку подкармливать, а под шумок откусывать колонии по всему миру и основывать свои. Против Наполеона британцы ополчились, только потому, то он сначала полез в их огород. Тот же Египет, Испанию, Ганновер даже если взять, островитяне считают своей зоной интересов и отдавать ее кому-нибудь не собираются, а уж теперь, когда Бонапарт декларирует желание перепрыгнуть через канал — он стал английским врагом номер один. Бритты с ним никогда не замирятся и не успокоятся пока не удавят. Это в целом понятно и внутреннего отторжения не вызывает?
Император отрицательно покачал головой.
— Теперь насчет участия России в этом деле. Конкретно наша страна ничего кроме морального удовлетворения выиграть в этой войне не может. Мы не сможем присеменить в себе какой-нибудь Вюртембург, или ту же Голштинию, нам сделать этого не дадут ни Пруссия, ни Австрия своей территорией тоже не поделятся. Все плоды победы заберут себе другие страны, а мы останемся в дураках и даже больше того… Вот представь, завтра Франция повержена, казаки гуляют по Монмартру и моют лошадей в Сене, как ты думаешь, против кого в отсутствии Наполеона все остальные страны будут «дружить»? Или ты веришь, что англичане и дальше будут нас субсидировать после того, как в русских штыках отпадет надобность?
— И что ты предлагаешь? — По лицу Александра было понятно, что вот эти все геополитические расклады значат для него куда меньше, чем судьба одного герцога Энгиемского. Черт побери, правы были большевики, дворяне Франции русскому императору были гораздо ближе и важнее чем русское было. Осознавать это было… Горько. — Бросить все европейские дела? Позволить Французам высадится на Острове? Как мы потом справимся с корсиканцем, без английских денег? Они предложили 1250000 за каждые выставленные нами 100000 штыков.