Николай I. Освободитель
Шрифт:
В какой-то момент уже показалось, что корсиканец на этот раз не вывернется, однако он вновь показал, кто в Европе на данный момент главный военный гений. Бросив караулить застрявших в Чехии немцев, он, схватив наиболее боеспособные корпуса, рванул наперерез англичанам и 21 августа подловил их недалеко от Реймса. Сам город это спасти уже не могло, Питт не сильно заморачивался приличиями и сжег не пожелавший сдаться ему населенный пункт, не пощадив даже знаменитый собор.
Вступать с бой англичане, имевшие тридцать пять тысяч против шестидесяти наполеоновских, естественно не пожелали и принялись с боями отходить обратно к побережью, где их уже ждал английский флот для эвакуации.
После этого пополнившись сформированными в метрополии новыми дивизиями, Бонапарт двинул обратно в Австрию совершенно недвусмысленно показывая, что затягивать кампанию не намерен.
Пока Наполеон бегал громить британцев, союзники по коалиции посчитали что и им не зазорно попробовать подловить вражескую армию, раз уж та оказалась разделена пополам. Вот только получилось это у них совсем не столь убедительно. При приближении немцев, оставшиеся у Вены корпуса под командованием Лана и Бернадота спешно отступили на юг, пытаясь избежать сражения на невыгодных для себя условиях.
Одновременно с этим корпус Лестока совместно с эрцгерцогом Фердинандом «сходили» в герцогство Варшавское, разгромив только начавшего приходить в себя после весенних сражений с австрийцами Понятовского. Поляк был вынужден с остатками армии бежать за Вислу, где стояла русская армия, занявшая к этому времени всю австрийскую Галицию.
Дальше последовало вторжение коалиционеров в Баварию, которая была давним союзником Наполеона и несколько мелких сражений, никакого принципиального значения для общей картины не имевших.
Сложное маневрирование с попытками окружить друг друга закончилось 28 сентября грандиозной битвой у селения Хохбург, что в сорока километрах от Зальцбурга. Против ста шестидесятитысячной армии союзников Наполеон смог выставить чуть больше ста сорока тысяч штыков.
По ее итогам обе стороны объявили себя победителями, хотя само поле боя в итоге осталось за французами, войск они потеряли в итоге меньше — семнадцать тысяч против двадцати двух, — да и в стратегическом плане после этого сражения последовало общее отступление австро-прусской армии обратно в Богемию.
Война затягивалась, однако стороннему наблюдателю было очевидно, что рано или поздно Бонапарт своих противников додавит. Раз уж им не удалось одолеть его в тот момент, когда у немцев было наибольшее преимущество в силах, то теперь, когда ситуация несколько выровнялась, на союзников по пятой коалиции я бы и ломаного гроша не поставил.
С другой стороны, и положение Наполеона тоже было не так чтобы слишком радужным. Так, у него во всю пылала Испания, из которой ради войны в Европе пришлось вывести большую часть самых боеспособных дивизий. Опять же никто не мог дать гарантию, что англичане не попытаются высадить десант еще раз, и следующая попытка вполне могла закончиться достаточно печально для столицы империи, поэтому там тоже приходилось держать какой-никакой гарнизон.
Было очевидно, что в этом году Наполеон коалиционеров добить уже не успеет, и война продолжится уже после прихода весеннего тепла, что давало надежду на выигрыш лишнего времени для подготовки уже к собственной войне.
— Так,
Работа над зачатками переселенческой программы высасывала из меня все силы, оставляя для остальных проектов буквально крохи времени. Чем ближе подходило время «Ч», когда первые переселенцы отправятся к новому месту жительства, тем больше вылезало проблем. Начиная от нехватки водного транспорта и заканчивая разборками с местными чиновникам, которые совершенно не желали оторвать задницу от стула и сделать хоть что-то полезное. На решение кучи мелких неурядиц тратилось огромное количество времени — Господи, полцарства за хотя бы телеграф — ведь скорость прохождения информации в этом времени равнялась скорости скачущего курьера. То есть была откровенно невысокой.
В кабинет заглянула голова Бенкендорфа.
— Николай Павлович, все нормально?
— Да, это я сам с собой ругаюсь, — выдавив кое-как улыбку, ответил я. — Не обращайте внимание Александр Христофорович.
Бенкендорф оказался просто незаменимым сотрудником. И дело не только и не столько в его деятельности на ниве тайных операций, благо работы по этому профилю у него пока что было не так чтобы очень много. А вот в роли начальника моего секретариата, должность которого он занял буквально явочным порядком, этот обрусевший остзеец оказался просто незаменим. Он тут же построил работающих до этого не шатко ни валко секретарей, переписчиков и делопроизводителей, навел настоящий военный порядок и изрядно облегчил мне тем самым жизнь и работу.
— Может чаю? — Произнесла голова Бенкендорфа, — одиннадцать часов уже.
— От чая, пожалуй, что и не откажусь, Александр Христофорович, — кивнул я. — И чего-то сладкого там сообразите, пожалуйста.
— Сделаю, сию секунду.
Голова помощника вновь исчезла за дверь, оставив меня в одиночестве.
— Надо попробовать зайти с другой стороны, — пробормотал я еще раз окинув взглядом бумажные горы, сгрудившиеся у меня на столе. — Как с шоколадом. Найти людей, которые уже работают в правильном направлении, но им не хватает средств и связей и скооперироваться с ними.
Поразившись, что такая простая мысль пришла мне только сейчас, я тут же схватил лист бумаги, карандаш и начал прикидывать, как это лучше организовать. Больше всего мне нравилась моя «шоколадная модель», где, вложив деньги и идею, к непосредственному управлению я вообще практически не притрагивался, лишь участвуя в ежемесячных собраниях участников товарищества. На таких условиях я был готов войти в любое адекватное дело.
Итогом моих полуночных бдений стало появление во всех хоть сколько-нибудь значимых газетах и журналах империи объявлений о начале работы «приемной для новаторов и изобретателей», куда оные могут отправлять свои прожекты на экспертизу и, в случае позитивного решения, получить поддержку в виде финансирования и облегчения различного рода бюрократических препон.
В тот момент я еще не понимал, какой ящик Пандоры открываю. Уже через неделю ко мне на почтовый адрес — благо я догадался указать не Зимний дворец, а свой рабочий, относящийся к МВД по линии переселенчества — начали приходить письма. Сначала десятки, потом сотни, тысячи, десятки тысяч.
Нет, я, конечно, знал, что в эти времена люди пишут много писем. Я и сам не брезговал этим делом, тем более и что и по коммерческим делам, и по государственным общался уже с достаточно приличным кругом людей, однако то, что писем будет столько, я не предполагал даже близко.