Николай I. Освободитель
Шрифт:
— Это как?
— Надо было заранее пустить слух, что есть такие ребята, которые готовы за долю малую продать все что требуется. Ну там в трактире после пары чарок, похвастаться… Типа, да я знаешь где работою, какими секретами ведаю… На живца ловить, понимаешь?
— Кажется да, — задумчиво пробормотал Бенкендорф. Он о таком раньше явно не задумывался. Я мысленно поморщился — это была моя недоработка. Явно ведь сегодняшний Бенкендорф, и тот который лет через двадцать станет шефом жандармом — это не одно и тоже. Да и то, далеко не факт, что он в будущем стал бы докой оперативной работы, как ни крути глава спецслужбы — больше административная должность, там совсем другие таланты
— И так, открою тебе секрет, не только в поиске шпионов и дознатчиков. Заговорщиков например или бунтовщиков потенциальных тоже можно так ловить. Не дожидаться, пока они естественным, так сказать, образом организуются, а самому их собрать, понимаешь меня?
— Но ведь это… Бесчестно…
— Зато эффективно, — я пожал плечами и плюхнулся обратно в кресло. Надо бы где-то хорошего массажиста добыть, а то спина от постоянного сидения за столом уже ныть начинает. И это в не полных четырнадцать лет! — Работа, ради которой я тебя позвал Александр, грязная, тяжелая и неблагодарная. Это я тебя сразу предупреждаю. И спасибо тебе за нее никто не скажет, как не сказали ее сотрудникам расформированной Тайной Канцелярии, была такая контора.
«Глубокого бурения», — мысленно добавил я.
— Помню конечно… Разное про нее рассказывают. Нехорошее.
— Вот-вот, — я кивнул. — Однако ни одно нормальное государство без тайной службы, как бы ее не называли, существовать не может. Кто-то должен ловить шпионов, выявлять бунтовщиков и прочих заговорщиков ну и самим по сторонам смотреть, за соседними странами приглядывать тоже, от этого никуда не деться.
— Понимаю, — кивнул Бенкендорф.
— Нет, не понимаешь, — жестко ответил я. — Ну вот подумай сам — получилось у этих парней разузнать чем мы занимаемся тут. Пусть это французы будут, например. И вот через пару лет приходит к нам «в гости» Бонапарт, только вооружена его гвардия не гладкоствольными ружьями, а нарезными. И стреляют они два раза в минуту и на расстояние в пять сотен саженей. И ответить нам на это нечем, просто потому что производственные мощности под рукой француза неизмеримо выше. Сколько это будет стоить нам жизней? Сколько солдат и офицеров в землю лягут из-за того, что кто-то не захотел запачкаться шпионским делом?
— Понимаю, — повторил глава СБ уже немного по-другому.
— Так что можешь ты остаться главой моего секретариата, благо получается у тебя хорошо, да и бумажки перекладывать — тоже дело важное и нужное, но если не боишься испачкаться, то давай думать, как бы нам с тобой эту ситуацию себе на пользу обернуть, а врагу, кем бы он ни был, вред нанести максимальный.
— Хорошо, — видимо приняв для себя какое-то решение ответил Бенкендорф, — я согласен.
Интерлюдия 4
Федор Попович пришел в столицу за лучшей жизнью еще в третьем году. Сбежал, по сути, из дома, не пожелав принимать еще до рождения уготованную ему судьбу — стать деревенским попом в глубинке новгородской губернии.
Пятнадцатилетнего парня манил большой город, а скучная и однообразная, при этом, откровенно говоря, не слишком богатая, жизнь, которую он наблюдал в течение всего детства, казалась просто отвратительной.
Правду говорят — все беды от учености и лишних знаний. Еще с малых лет отец Илларион, по совместительству и папа Федора, учил мальчика читать и писать, благо небольшая библиотека, состоящая из библии, псалтыря и сборника деяний святых, имелась в доме приходского священника. Каким-то образом среди откровенно церковной литературы затеялась одна книга, повлиявшая на становление ребенка больше других. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина — и все ребенок стал
Питер встретил парня неласково. В столицу ежедневно стекались десятки и сотни подобных искателей лучшей жизни. Большой город без всякой жалости их пережевывал, выплевывая то, что от них осталось на обочину жизни. Ну или просто на обочину, в сточную канаву, где утром охладевший уже труп обнаружит городовой.
Федьку, тогда еще не Поповича, за несколько лет помотало по десятку разной степени паршивости работ. Был он и грузчиком, и уборщиком, а как-то полгода ходил в учениках трубочиста, благо комплекции был худощавой и для оной работы подходил как нельзя лучше. Однако и оттуда в итоге он ушел, с мыслью о том, что не для того он бросал свое унылое существование в селе под Новгородом, чтобы стать в итоге трубочистом. Тем более, что по сравнению с ордой прочей дешевой силы, отирающейся в столице в поисках заработка, у него было существенное конкурентное — хоть этого слова и не знал — преимущество. Он был грамотный, умел читать хоть и не очень бегло, писать мог, ну и считать в пределах четырех действий.
Именно последнее обстоятельство и помогло Федору получить заветное место на химической фабрике, которую открыли на берегу залива по указанию и на деньги великого князя. Изначально-то туда целыми толпами валили желающие получить хорошую работу, едва только по городу стали распространяться слухи о волшебных условиях, которые де князь установил своим работникам. Там и крыша над головой казённая и харчи чуть ли не задаром и даже страховка. Что за заверь такой «страховка» обитатели столичных низов представляли очень смутно, однако все равно завистливо цокали зубами приговаривая, мол: «повезет же кому-то».
Первые полгода Федора особо ни к чему интересному не подпускали — бери, тащи, положи, отвали. Впрочем, человеческое отношение и действительно хорошие условия для подрастерявшего уже романтический настрой парня, эти недостатки компенсировали с лихвой.
Потом, один из работающих на производстве химиков заметил интерес смышленого парня, который в отличии от прочих рабочих водки не употреблял, а свободное время предпочитал потратить, посидев с книгой, благо при заводе была небольшая библиотека в основном правда справочного и научного характера.
С этого момента Федора начали понемногу учить и допускать к более сложным и ответственным работам нежели раньше. А когда в восьмом году там же устроили «курсы рабочей молодежи» для повышения квалификации обычных работяг, Федора записали тут одним из первых. Изменение положения сказалось и на жаловании, которое заметно выросло, также выделив его из толпы прочих работяг, ни на что в своей жизни не претендующих.
Когда в один из немногих выходных дней Федор отправился в город, и к нему подошла парочка странных, явно криминальной наружности, типчиков с предложением дополнительного заработка, парень сделал так как его инструктировали. Согласился на все условия, постаравшись не подать виду, а сам со всех ног бросился в заводскую контору и там доложил о происшествии одному из отставных унтеров, которые приглядывали на заводе за порядком.
Тот, услышав о таком заходе, тут же подскочил и бросился уже к своему, видимо, начальству, наказав Федору сидеть на месте и никуда не отлучаться. Итогом поднявшегося переполоха стало то, что рабочему выдали целый саквояж с какими-то пузырьками — вот это, это и это мол на завод приезжает, а вот это — образец готовой продукции — и наказали продать его неизвестным покупателям не меньше чем за две сотни рублей. Сказали торговаться до последнего, как будто действительно самое ценное что в жизни есть продаешь.