Николай II
Шрифт:
Общение с царями пьянило крестьянскую натуру. Распутин постепенно начинал мнить себя всемогущим, любил произвести впечатление рассказами о своем влиянии, и эти его застольные повествования (а во многих случаях россказни) передавались из уст в уста. Общественное мнение, осуждая императрицу за ее веру в этого человека, тоже в известном смысле стало жертвой распутинского воздействия, безропотно принимая слово за дело. Однако очевидно и то, что в делах Григория Распутина имелось немало пренебрежения к традициям и порядкам. В этих вопросах вряд ли он действительно сколько-нибудь серьезно разбирался. В то же время прекрасно понимал, что его необразованность («неотесанность»)
Общение с «дорогим Григорием» давало успокоение душе, то, чего так не хватало последнему самодержцу в повседневной жизни. В минуту откровенности царь заметил генерал-адъютанту В. А. Дедюлину, что Распутин — «хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно». Подобные заявления не могли остаться незамеченными. Боже! До чего дожили! Что творится в России! «Образованное общество» начинало роптать. Чиновно-дворянский мир стал ужасаться.
Борьба с Распутиным постепенно приобрела характер общественной добродетели. После смерти П. А. Столыпина ей стали уделять внимание многие известные деятели. В начале 1912 года с трибуны Государственной Думы громкую речь произнес один из ведущих российских либеральных политиков, глава партии «Союз 17 октября» («октябристы»), бывший председатель Государственной Думы Александр Иванович Гучков. У него возникло убеждение, что внутрицерковные скандалы в 1910–1912 годах явились результатом сторонних влияний. Неожиданные перемещения в среде церковных иерархов в тот период позволили ему сделать вывод, что именно «темные силы» во главе с императрицей и ее другом стояли за этими событиями.
Незадолго до гучковского выступления председатель IV Думы М. В. Родзянко имел разговор с царем о Распутине. В своих воспоминаниях «этот толстяк», которому было суждено сыграть в истории не соответствующую его возможностям политическую роль, преподносил этот разговор, как акт великого геройства. 28 февраля 1912 года состоялось объяснение, при котором глава палаты депутатов заявил о недопустимости влияния Распутина, о том, что этот человек — «оружие в руках врагов России, которые через него подкапываются под церковь и монархию», что под его влиянием перемещаются церковные иерархи, что он «хлыстовец» и развратник.
В беседе с главой Думы самообладание Николаю II изменило. Он несколько раз прерывал поток страстных инвектив и возвращал своего собеседника, что называется, на землю обычными и обоснованными вопросами: «У Вас есть факты о том, что Распутин сектант? Откуда Вы взяли, что он занимается развратом? Какие перемещения произведены под его влиянием?» Из прозвучавших ответов стало ясно, что все обличения построены на каких-то смутных свидетельствах. Хлыстовство Распутина выводилось из умозаключений автора одной брошюры, в обоснование его «развратных действий» лидер Думы привел сообщение, относившееся к какому-то давнему времени о том, что о, ужас! он ходил с женщинами в баню! На это Николай II, будучи более уравновешенным человеком, чем его собеседник, спокойно заметил: «Так что же здесь особенного? У простолюдинов это принято».
О своей встрече глава Думы рассказывал в подробностях налево и направо, представляя
Имя Распутина и его роль вызывали у вдовствующей императрицы тяжелые предчувствия. Бедный Ники! В какое «общество» вовлекает его Аликс! Неужели все это правда? Несколько раз Мария Федоровна пыталась поговорить со старшим сыном о «данном предмете», но сын не выказывал никакого желания говорить на эту тему, заверяя, что «все это ложь». Однажды, уже во время войны, когда Мария Федоровна в очередной раз затеяла разговор, он достаточно резко заметил, что она сама его всегда «учила не верить сплетням». Мать не нашлась, что возразить сыну…
Царь и царица имели к этому времени уже свой взгляд на Распутина и не желали уступать давлению родни и общества, требовавших выдворения «дорогого Григория» из Петербурга, на чем настаивал еще П. А. Столыпин. Отказ прогнать «исчадие ада» от подножия трона царь объяснял министру двора B. Б. Фредериксу: «Сегодня требуют выезда Распутина, а завтра не понравится кто-либо другой и потребуют, чтобы и он уехал», а высказывавшему возмущение дворцовому коменданту В. Н. Воейкову (зятю министра императорского двора) сказал, как отрезал: «Мы можем принимать кого хотим».
Сам прорицатель и целитель понимал, какое необычное положение приобрел, чувствовал, что окружающий мир его не любит и хочет его гибели. Каждый год на несколько месяцев он уезжал из Петербурга или к себе на родину, или по скитам и монастырям. С его отъездом разговоры стихали, а возвращение вызывало всегда новую волну интереса и слухов. Со временем жить в столице где придется становилось неудобным. Нужна была постоянная крыша над головой. Свое последнее пристанище в Петербурге старец-проповедник получил незадолго до начала мировой войны, когда для него за счет царицы была нанята обширная квартира из нескольких комнат на третьем этаже большого доходного дома по Гороховой улице, 64. Здесь он жил с мая 1914 года. Отсюда же декабрьской ночью 1916 года уехал на встречу со своей смертью.
Распутин никому ничего не навязывал, он говорил для тех, кто хотел его слушать и слышал. Со временем приспособился посылать записочки, которые щедрой рукой раздавал многочисленным ходатаям и просителям, обращавшимся к «цареву другу» за помощью в своих житейских нуждах. Такому человеку вручался листок, на котором было написано что-нибудь вроде «милай сделай», «милай выслушай ево», «милай-хороший помоги ему». Этот клочок бумаги в силу удивительного положения писавшего нередко срабатывал в чиновных канцеляриях. Эта деятельность, о которой стало широко известно, вызывала негодование. Как он смеет, «такой прохвост», вмешиваться в государственные дела?! Это возмутительно и недопустимо!