Николай Негодник
Шрифт:
Трехдневная тренировка, с небольшими перерывами на сон и еду, устроенная Базекой при первом появлении здесь, не прошла бесследно — пограничники, в основном штрафники из крупных гарнизонов, выскакивали молча, быстро, но без суеты, и занимали заранее расписанные места на стенах. Лишь двое залетчиков, застуканные накануне с бочонком бражки, схватили по ведру в каждую руку и бросились к дощатой будке с вырезанным на двери сердечком. Сам кот вышел чуть позже, на задних лапах, без доспехов и оружия, которых и не было-то никогда, но с обглоданной бараньей лопаткой.
— Шаманом
— А ты?
— А чо я? Это они, — Базека зажал кость зубами и на четырех лапах полез на стену по приставной лестнице. Наверху удивленно оглянулся. — И какая собака блохастая не разожгла до сих пор сигнальный огонь?
— Да супостатов всего десятка три, Базилевс Котофеевич, — оправдывался ответственный за сигнализацию Макар. — Сами управимся.
— Разговорчики… Выполнять!
С представителем Ставки Верховного Главнокомандования спорить бесполезно, и десятник сам чиркнул спичкой, запаливая приготовленную заранее дымовуху. Пропитанные нефтью старые тряпки в чугунном котле охотно вспыхнули, отчаянно чадя, а набежавший вдруг ветерок окутал стену густыми непроницаемыми клубами. Фрол закашлялся и зажмурил глаза, а когда протер их и проморгался, то почувствовал, как под кольчугой забегали крупные мурашки. Сколько можно было окинуть взглядом, везде шевелилась все прибывающая темная масса, лишь проблескивали солнечные зайчики на оружии. И сразу же поднялись на линии горизонта черные дымы других застав.
— Эк их, тварей, привалило! — Макар сбил последнего кочевника из головного дозора и покачал головой. — Тыщи две будет али все три.
Барыги не огорчились гибелью посланного вперед разъезда, наоборот, многие со смехом показывали пальцем на неудачников, не сумевши даже приблизиться к стенам. Потом несколько сотен, повинуясь команде невидимого в глубине строя начальника, сорвались с места и устроили карусель перед рвом, накрыв заставу тучей стрел. Стоящие торчком бревна тына сразу стали похожи на небритую щеку араратского купца. Только в одном месте, где выглядывал из-под забрала Базека, гневно потрясавший бараньей лопаткой, стрелы втыкались реже — никому не хотелось навлечь на себя гнев чужого шамана. Тем более — умеющего оборачиваться котом.
— Видишь, работает колдунство!
— А дальше что? — Десятник осторожно выглянул из-за щита. — Огнестрелы ты нам запретил применять.
— А не фиг! Годзилка-то был прав. — Базека вздохнул, до сих пор переживая размолвку с другом. — Нельзя раньше времени показывать нашу силу. Будем отбиваться традиционными средствами. Вывозите аниме из сарая!
Со скрипом распахнулись ворота, и несколько дюжих пограничников вытолкали на площадку перед казармой три хитроумных сооружения. Искушенный в истории и технике зритель сразу признал бы в них обыкновенные баллисты по румскому образцу, но таковых знатоков на заставе не наблюдалось. А ученый кот называл их именно аниме. Мало того, у каждого орудия имелись имена собственные — «Манга», «Яой» и «Евангелион».
— А чего обозначают сии словеса? — поинтересовался
— Она и есть, — пояснил тогда Базека. — Термины эти придуманы дальними западными и восточными демонами для названий инструментов, коими забрасывают дерьмо в христианские души. Мне Змей Горыныч всё подробно объяснил.
— Как же оно так…
— А вот так! Сначала анимешная скверна разъедает мозг, потом душу… И в итоге заставляет человека заняться содомским грехом и продать Родину, что, в принципе, равнозначно.
— А мы…
— А мы Родину защищаем! И нет выше подвига для православного воинства, чем победить сатану его же оружием!
— Готово? — Десятник строго посмотрел на обслугу метательных машин. — Под «Яой» клинья подбейте поплотнее, бездельники. Залп!
Дальнобойные аниме навесом через стену отправили в полет первые снаряды. Громадные глиняные горшки падали в густые ряды кочевников, выбивая из седел по два-три всадника разом и калеча лошадей разлетающимися осколками. Еще залп… и еще. Но в плотной массе потери казались мизерными, и не они заставили орду остановиться. Неожиданно барыги заводили носами, а потом и вовсе стали показывать друг на друга пальцами, обвиняя в постыдной трусости. Ведь одно дело — полные штаны в степи, во время долгого перехода, когда просто нет возможности спешиться, и совсем другое — вот тут, под стенами осажденной крепостцы.
От заставы хорошо было видно, как один из барыгов, разъяренный насмешками соседей, отбросил лук прямо коню под ноги и схватился за кривую саблю. Следом за луком на земле оказалась голова обидчика. За него, спохватившись, вступились другие. Под продолжающимся обстрелом, на который внимания уже никто не обращал, сплоченное ранее войско быстро превратилось в разномастную толпу и разбилось на множество мелких, образовавшихся сами собой, схваток.
— Неплохо, — одобрил Базека. — Эй, наводчики, сдвиньте «Евангелион» на два пальца левее. Вот так, хорошо…
— Как в сказке про Язона. — Десятник Фрол оставил попытки дострелить до дерущихся между собой кочевников и просто наблюдал за разворачивающимися событиями. — Вот бы так вовсе изничтожились, сволочи.
Только рано радовался — толпу рассек взявшийся из ниоткуда отряд, даже внешне отличающийся от виденных ранее. Высокие, крепкие, на громадных конях, они разделили нестройное войско на несколько частей и охватили кругом живой петлей, не давая никому вырваться.
— Сейчас децимацию устроят, — тоном знатока произнес кот.
— Среди своих? — удивился командир погранзаставы.
— Да какие там свои, — отмахнулся Базека. — Вот эти, которые большие, и есть настоящие, истинные барыги. А остальные так, собранный по дороге сброд. Сволочь Петра Амьенского, одним словом.
— Надо же… И во Франконии людишек набрали?
— Нет, это вряд ли. Тут, в основном, катайцы, назгульцы, тухмен-баширов немного, гуюки, пиндосы… Во Франконию еще не ходили.
— Зря.
— Ачоа? Сами пойдем, — обнадежил ученый кот. — Смотри-ка, Фрол Твердятыч, никак навели порядок?