Никому, никогда
Шрифт:
Стараясь ей помочь, Старик вразброд, подыскивая слова, бормотал невпопад:
– Из прошлых лет... Это не дается... Это трудно дается понимать... Это очень, очень мне понятно...
Женщина вдруг свободно, ясным голосом, справившись с волнением, твердо, холодно проговорила:
– Ну, пора прощаться... Если вам понятно, что десять лет нужно человеку, чтоб понять совсем все... Ах, неважно, я ничего вам как следует не сумела рассказать, дело не в том, что как там было, кто что сказал. Просто она потом всю жизнь его любила. Всегда. Когда не совсем понимала.
Тут Егор почувствовал, что девочка, оказывается, давно уже, все нетерпеливее, молча дергает его за рукав. Сдвинув наконец с места, она потянула его за собой вдоль кустов смородины, затащила за угол дома и тут первой отчаянно бросилась, высоко поднимая ноги, шагать сквозь крапивные заросли.
Когда крапива кончилась, она, похныкивая, обеими руками стала чесать и тереть голые икры.
– Стоит!
– сердито заговорила она, удерживая на минуту хныканье. Слушает, рот разинул. Зачем это тебе слушать!
– А сама?
– без всякой обиды, вполне машинально ответил Егор.
– Мало ли что я. А тебе рано такие вещи слушать, ты все равно ничего понять не можешь.
– А тебе?
– А мне поздно. Я сама все давно знаю.
– Тебе мама все рассказывала?
– почему-то шепотом спросил Егор.
– Если б я дожидалась всякий раз, пока мне что-нибудь скажут, я бы никогда ничего не узнала.
Они опять оказались на протоптанной тропке у лицевого забора и, как прежде, стали прохаживаться взад я вперед, только теперь им казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как они тут были в первый раз, как будто это было давным-давно. Может быть, даже не сегодня.
– Тебе стыдно должно быть, - невзначай сказала девочка.
– Подслушивать стыдно и позорно.
– Мы же не хотели. Случайно так получилось.
– Ты думаешь?
– с неуверенной надеждой спросила девочка.
– Пожалуй, это верно - случайно... Надо было только уйти вовремя.
– А как мы могли узнать, когда вовремя?
– Ты довольно хитрый.
В это время Старик позвал Егора, настойчиво и требовательно, как никогда к нему не обращался.
Он стоял, по-прежнему крепко стиснув правой рукой на груди свой выгоревший, грубый плащ. Женщина открыла сумочку и, мельком заглянув в зеркальце, торопливо провела платком по щеке, мельком притронувшись, смахнула со лба прядку волос. Потом затолкала платок в сумку и протянула на прощание руку Старику.
Тот, отступая, низко поклонился, не подавая руки.
– Мы вас проводим... Егорушка, беги вперед, отворяй калитку.
Егор от удивления попятился, но пошел впереди всех к воротам.
Старик шел позади всех, все отставая. Егор нажал тугую щеколду и распахнул калитку.
Тут повторилось то же самое: женщина со вздохом улыбнулась и опять протянула руку, а Старик все дичился и очень низко, но опять издали, ей поклонился, что-то бормоча на прощание, кажется благодарил.
– Пошли, - сказала девочка Леля.
– Прощайте...
– Егорушка (он
Переулками было, может быть, чуть ближе, а может быть, ничуть не ближе, но Егор повел, как просили.
– Ты все закончила, мама?
– спросила Леля.
– Совсем все?
– Совсем все.
– Вот я рада... Теперь мы поедем... А ты тоже рада?
– Конечно. Теперь на душе легко. Подумать только, все-таки я нашла. Поговорила с его родным братом. Он, кажется, многое понял, а если даже и не все... все равно.
– Посмотри-ка на ресницы! Смыла! Вот как легко.
– Сейчас легко.
– Ага, - девочка кивнула понимающе.
– А вот и платформа!
Егор и на платформе от них не отстал, дождался прихода электрички и смотрел, как они, совсем позабыв о нем, побежали к распахнувшейся автоматической двери, обе одинаково легко впрыгнули и ушли в глубь вагона.
Он еще походил по берегу речки, поддавая носком камушки, раздумывая и хмурясь, прежде чем вернуться.
– Проводил?
– быстро спросил Старик. Он все еще стоял в ожидании у калитки, хотя, наверное, уже больше часа прошло.
– Уехали?.. Ну вот, хорошо.
– Они больше не приедут?
– не то спросил, не то вслух высказал мысль Егор.
– Зачем им?..
– Хотя верно, они ведь вашего брата искали?
Старик молчал, не понял или не слышал.
Он не поинтересовался даже спросить, откуда Егору это известно. Он молча повернулся и поплелся к своей баньке. Сел на вечное свое место и, откинув плечи, сбросил на скамейку свой плащ.
– Может быть, все-таки нужно было их пригласить войти?
– в раздумье спросил Егор.
– Что?
– рассеянно переспросил Старик.
– В дом, я говорю. Пригласить. Как вы считаете?
Безучастно Старик поднял глаза, глянул на дом, как на пустырь.
– В дом? В чей?
Видно было, что он очень устал, сидел, откинувшись назад, опираясь о кривое бревно рубленой стенки, руки лежали на щербатой доске скамьи.
– Вы с вашим братом, наверное, близнецы такие были, а?
– не вытерпел Егор.
– А?
– Что?..
– Близнецы, говорю!.. Вот!
Старик медленно повернул голову, бегло глянул, куда показал Егор: на свою искалеченную правую руку с одним-единственным оставшимся на ней большим пальцем. Она спокойно лежала, отдыхая, на белой доске скамейки.
– Вы все время ее под плащом прятали!
– Это счастье, что ты один был дома, - задумчиво, с облегчением сказал Старик и вдруг, слегка вздрогнув от испуга, от какой-то мысли, заговорил живее: - Представь: тут бы Людмила!.. Она бы враз разнюхала... Ей только кончик ниточки найти, она уж потянет! Они и так за меня подписывают заявления... Шифер под мои партизанские медали выхватили вне очереди. Пока не привезли, я и не знал ничего...
– Его передернуло.
– Прямо позором охватывает... Ну, ты только посмотри, является!.. Слава богу, опоздала!