Никотин убивает…
Шрифт:
Рэндалл сделал хороший глоток из своего стакана. На лице его не отразилось ничего, кроме проснувшегося любопытства.
— А когда вы говорите о значительной части доходов, что вы конкретно имеете в виду, суперинтендант?
— Я пока не делал точных подсчетов за все годы, но в среднем на круг получалось тысяча двести — тысяча триста фунтов стерлингов в год.
— Ого! — Рэндалл почтительно склонил голову. — Действительно, сумма вполне приличная. А нельзя ли поинтересоваться, каким образом она оказывалась на счету дяди?
— Переводы делались чеками, — сказал Ханнасайд. — Регулярно, раз в месяц.
Он
— Вот, — сказал он, протягивая ее Рэндаллу. — Можете сами посмотреть.
— Да, мне, как душеприказчику, это может оказаться весьма интересно, — кивнул Рэндалл, беря книжку в руки и начиная неторопливо ее листать.
Наконец он вернул блокнот Ханнасайду.
— Увы, дорогой мой, я ничего не могу прибавить к этому, — вздохнул Рэндалл. — А что вы сами думаете по этому поводу?
— Мне трудно о всем этом судить. Я ведь не имел чести знать вашего дядюшку. Потому-то и пришел за советом к вам. Мне казалось, что лучше вас никто не мог знать его дел, правда, мистер Мэтьюс?
— Я как-то не задумывался над этим, — отвечал Рэндалл. — И кроме того, я уже имел честь вам сообщить, что не был в особом доверии у дяди.
— Я помню, — кивнул Ханнасайд. — И все-таки у меня навязчивое ощущение, что вы сильно поскромничали. Ведь вы были единственным членом семьи, кому он доверил тайну двойной жизни Генри Лаптона.
— Ну и что? Вы можете назвать это доверием? — прищурился Рэндалл. — Это ведь достаточно грязная история, ее можно рассказать просто с целью принизить кого-нибудь в глазах другого, не так ли?
— Ну хорошо, не будем говорить о доверительности, а скажем так — симпатия, — попытался зайти с другого бока Ханнасайд.
Тут он заметил в глазах Рэндалла странноватый блеск, который мог приписать только чувству мгновенного потрясения… Но у Ханнасайда не было времени решать, в чем тут было дело, ясно было только, что нечто очень темное вдруг всплыло из глубин памяти Рэндалла и сразу же погрузилось обратно…
Но Рэндалл только проговорил со своей обычной, чуть ленивой растяжечкой:
— Да нет, я бы не сказал, что между нами была особая симпатия. Слово-то какое теплое… А Грегори Мэтьюс был холодный человек. Но может быть, вы имеете в виду тот факт, что я единственный из всей семьи никогда с ним не ссорился?
— Ну, ну, мистер Рэндалл, — подстегнул его Ханнасайд. — Ну почему вы не хотите быть со мной откровенным? Была ли у вас дружба или не было, вы знали о его делах больше других, не так ли? А насчет чеков от мистера Джона Гайда — неужели вы, будучи наследником, совсем не заинтересованы в выяснении источников вашего наследства?
— Трудно поверить, — зевнул Рэндалл. — Но это действительно так.
Он встал, подошел к столу и наполнил свой стакан.
— Впрочем, что тут непонятного? Ясно, что мой дядя развлекался каким-то бизнесом, о котором ему бы не хотелось распространяться — ну так что же из этого? Я должен отказаться от наследства? По-моему, вы зря теряете время на этого Гайда. Его причастность к делу представляется мне весьма сомнительной, а точнее — вообще никакой.
— Ну да, — согласился Ханнасайд. — Но когда я попытался выяснить хоть что-нибудь об этом Гайде, то оказался перед глухой стеной. Клерк в банке не смог
— Но… ведь этот Гайд мог просто заболеть, например, и потому не появляться в своем доме — то есть в магазине — разве это не убедительно?
— Убедительно, — сказал Ханнасайд. — Но с этим человеком по имени Джон Гайд связано гораздо больше странностей, чем вам может показаться на первый взгляд. Но это уже дело полиции. Не смею более занимать ваше время.
— Вообще-то искать черную кошку в темной комнате — не самое мое любимое занятие, и потому позвольте спросить — что заставило вас обратиться со всеми этими вопросами именно ко мне?
— Да такое странное предчувствие, что ли… Наверное, я ошибся.
— На вашем месте, суперинтендант, я бы бросил этот след. Вряд ли он приведет вас куда-то.
— Ну, если позволите, это уж мое дело, — слегка поклонился Ханнасайд и вышел.
Поиск Джона Гайда оказался дьявольски неблагодарным делом. Никто не знал о нем ничегошеньки. И даже когда Ханнасайд с сержантом Хемингуэем, вооруженные ордером на обыск, явились в контору Гайда, на втором этаже магазинчика на Гэтсби Роу, они не нашли там ничего, кроме сейфа, письменного стола и пишущей машинки.
— Если это торговый агент, так где же его товары? — попробовал пошутить Хемингуэй, но им обоим было не очень весело.
А Браун повторял одно и то же — что он не видел мистера Гайда с прошлого вторника.
Но зато в банке Фостера им удалось кое-что разузнать. Нашелся чек, подписанный мистером Гайдом, который был обналичен именно четырнадцатого мая, во вторник, не кем иным, как мистером Брауном. Причем клерк подробно описал Брауна, и описание вполне сошлось с прототипом. Всего 25 фунтов стерлингов, но клерк заметил, что Браун и раньше обналичивал чеки за той же подписью. Браун при допросе не стал отрицать этого. Но он только брал деньги и передавал их Гайду. Почему Гайд просил его об этом, он не знал. Мало ли почему? Собирались ли в конторе у Гайда люди? Да, очень редко, какие-то деловые господа. Но он не знает, кто именно. Мистер Гайд никогда ничего ему не объяснял.
Когда сейф отомкнули, он оказался абсолютно пустым, если не считать незаполненной чековой книжки и пачки сертификатов на акции.
— Да, причудливая история! — заметил сержант Хемингуэй. — Видал я финансистов, но вот чтобы они помещали в свои сейфы собственные чековые книжки — такое встречаю впервые. По-моему, из этого сейфа уже успели изъять все мало-мальски интересное.
— Ну а зачем же ему было хранить свою чековую книжку в сейфе? — хмыкнул Ханнасайд. — Какой в ней тогда прок? Как правило, люди ее носят с собой, как только им удается завести таковую… Или уж по крайней мере держат ее в доме в письменном столе — подальше от глаз жены, но ведь не в конторе!