Никто не ангел
Шрифт:
– Ты не должен… – она с трудом прервала плач. – Ты не должен извиняться… Я не могу диктовать тебе, как вести себя…
– Ты же не диктовала мне ничего…
– Ты можешь поступать, как хочешь. Кто я такая, чтобы…
– Вика… Я же люблю тебя. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. А сегодня тебе было плохо. Прости меня… Ну прости, пожалуйста.
Эти слезы и ее молчание в ответ показались Сергею бесконечностью. Но через какие-то минуты в комнату, коротко постучав, зашла мать Виолетты. И увидела, что он сидит перед диваном
– Вика, я думаю, нет такой проблемы, какую нельзя было бы решить с утра, – проговорила Маргарита чрезвычайно спокойно. – Перестань рыдать, пожалуйста, и прими извинения, сколько раз тебе нужно их повторить?..
– Хорошо, – промолвила Виолетта, опуская ноги на ковер.
– Разложи диван, постели Сергею и себе. Выпейте чаю и ложитесь спать.
– Маргарита Владиславовна, я поеду к себе, – возразил было он.
– Сейчас больше двенадцати часов ночи. Куда Вы поедете?.. Оставайтесь уж.
– Спасибо Вам, конечно… Но как-то неудобно.
– Неудобно спать на потолке – одеяло падает. А я Вам диван предлагаю.
Здесь все повиновались этой женщине. Вика собрала себя в кучу и стала готовить спальное место, Сергей старался помочь ей, но получалось лишь прикасаться к пальцам и вещам. Мать Виолетты сделала всем на кухне по чашке чая, дождалась, пока его выпьют, пожелала спокойной ночи и удалилась к себе.
Сергей совершенно растерялся, не зная, почему она оставила его в своей квартире да еще и в одной кровати с дочерью. Позже он понял, что Маргарите он сразу понравился, и она побоялась, что Вика его упустит.
Вика надела голубую ночную рубашку и села на простынь, расправляя пряди волос. Она молчала и все еще избегала смотреть на него. Сергей разделся и, закрыв коленки одеялом, наблюдал. К нему постепенно возвращалось самообладание.
– Спокойной ночи, – она выключила бра и коротко взглянула. Через секунду она лежала рядом.
– Вика, давай поговорим, – попросил он, обнимая ее.
– О чем?.. – устало отозвалась она.
– Ты простила меня?..
– Я же сказала.
– Нет. Это сказала твоя мама. А мне нужно, чтобы сказала ты.
Сергей говорил вполголоса, пристально глядя в темноте в ее лицо и касаясь дыханием волос.
– Действительно. Но лучше ты меня прости. Это я… совсем какая-то… не такая.
– Нет. Мы должны обсудить это. Понимаешь, если мы не будем говорить, то наши отношения могут… пострадать. А я не хочу, чтобы все закончилось вот так.
– Я не знаю, что еще сказать.
– Про кого ты говорила, что лучше меня оставить с ней?
Вика проявляла стойкость, достойную белорусских партизан. Сергей вздохнул:
– Знаешь, я очень разозлился, когда ты ушла. Так разозлился, что хотел поехать домой и больше не видеть тебя. Но через минуту я понял, что не хочу тебя потерять. Я только
– Ты очень хорошо поступил, – вымолвила она. – Но… я была лишняя сегодня. И я поняла в очередной раз, что совершенно не подхожу тебе.
– Что за глупости?
– Нет, послушай. Я абсолютно не умею поддерживать разговор. Шутить так, как вы. Меня в дрожь бросает от того, над чем все смеются. И ты был совсем другой.
– Я могу быть очень циничным. Но к тебе это не относится.
– Так не бывает… Человек либо циничен, либо нет.
– Вика, я далеко не ангел. Правда с тобой я стараюсь быть лучше. Но циничные и пошлые шутки мне нравятся. И когда я злюсь – это сущий кошмар. Но я люблю тебя. Слышишь, очень. Да, за мной много некрасивых историй, и гад я бываю еще тот. Но я очень хочу, чтобы мы были вместе. Прости, я не должен был вообще брать тебя в эту компанию, это была дурацкая идея. Ты там никого не знаешь, вот и смущалась. А я нес околесицу.
– Возможно, есть кто-то, кто гораздо больше подходит тебе, чем я.
– Ты на кого намекаешь? Скажи уже прямо, – Сергей поднялся на локте. Глаза адаптировались к темноте, и он видел в общих чертах ее лицо, насколько позволяло ему слабое зрение.
– На Аллу.
– Абсурд какой-то. При чем тут она?
– Ты знаешь при чем. Вы же были вместе.
Сергея бросило в жар. Ей обо всем известно?.. Но этой истории уже сто лет! Год точно.
– Та-ак… Кто тебе сказал? – спросил он.
– В институте люди говорят, – ответила она уклончиво.
Откровение началось с как бы нечаянной оговорки охранника. Тот питал к Сергею довольно сильные чувства, потому что Сергей, еще будучи аспирантом, позволил себе разок послать его матом. Это случилось после того, как охранник наотрез отказался пускать в университет ученых, приехавших из других городов на круглый стол, так как на кафедре что-то напутали с гостевыми пропусками.
Сергей провел трех доцентов и двух профессоров, как Чингисхан свое войско, напролом мимо вахты. А когда охранник попытался его пристыдить за использованное выражение, он ответил, что «стыдно не пропускать уважаемых научных работников, а не использовать возможности родного языка».
Правда на следующий день Сергей понял, что натворил, и сильно боялся, что его отчислят из аспирантуры. Однако, увидев его, охранник лишь начал бурную речь, обосновывающую его профпригодность и общественную значимость пропускного режима. Сергей не жалел о своем поведении: этого охранника в университете не любил никто за мелочность, придирчивость и синдром вахтера.
И вот он самый, оказывается, кинул вслед Виолетте: «Раньше с работы ходил с преподавательницей, а теперь буфетчицу захотел». Когда она осознала смысл, то не смогла удержаться и не выяснить, кто же был этой преподавательницей.