Никто не выйдет отсюда живым
Шрифт:
Спасибо, Грэйс, – проворчал Джим, не собираясь продолжать разговор. Ему пришлось присутствовать с самого начала, а потом он говорил Патриции, что, с его точки зрения, “Airplane” “был самой скучной командой, которую я слышал в своей жизни. Всё в накат, все играют громко, насколько могут, и никто не предстаёт в выгодном для себя свете. Нет необходимого взаимодействия, которое есть в моей группе”.
В конце мая появилась ещё одна негативная статья о группе – в “Amusement Business”, в журнале, весьма популярном среди организаторов концертов и управляющих залами. Публикация перечисляла все “подвиги” “Doors” со времени ареста за непристойность в НьюХэйвене, и теперь
Джиму, кажется, удалось избежать надвигающегося “нервного срыва”. Он производил на людей впечатление равнодушного, расслабленного. На последней неделе мая они с Бэйбом поехали на премьеру новой пьесы, и с несколькими группами подпевок он пел в топлессклубах на Норт-Бич. Затем на несколько дней он уехал в Ванкувер, где бродил по городу с Айхором Тодоруком, художником и редактором канадского поп-журнала, который месяцем раньше устроил “Jim Morrison Film Festival”. ТодорукуДжим без конца говорил о Париже, о том, что он хочет поехать туда, как только сможет привести в порядок всё, что должно быть приведено в порядок.
После провального концерта в Ванкувере и “среднего” в Сиэттле расписание Джима составляли уже не выступления, а судебные заседания. Суд в Майами был назначен на август, и адвокаты Джима делали последние попытки его отсрочить. 9 июня они направили ходатайство в федеральный суд, чтобы прекратить дело на основании того, что три обвинения, предъявленные Джиму, были очень неопределённы и наказывали поведение, которое не подпадало под юрисдикцию полиции. Ходатайство было отклонено, и через три дня адвокаты обратились в другой суд Майами, требуя рассмотрения дела в суде присяжных.
В промежутке между судебными заседаниями в календаре Джима значился ещё показ фильма “HWY” для менеджеров кинопроката и для друзей. “HWY” показывали уже несколько раз, но лишь однажды – публично, на кинофестивале в Ванкувере. В основном же фильм показывали в “Synanon” и частных киносалонах. В конце концов двое молодых продюсеров, Бобби Робертс и Хол Лэндерс, предложили Джиму сделать фильм с Микеле Филлипсом, который раньше работал с “The Mamas and the Papas”. Вместо этого Джим заявил, что думает о другом сюжете, и прекратил переговоры. Фрэнк спорил с ним, но он был непреклонен.
Переговоры с “MGM” казались более успешными. Джим регулярно встречался с Биласко и Обреем по поводу “Адепта”, и они убедили его, что сценарий можно сильно сократить. Он с усмешкой заметил на это, что они собирались “вырезать из секвойи зубочистку”.
Биласко и Джим искали нового директора, и наконец они остановились на Теде Фликере, который в первую очередь был известен как руководитель импровизационной театральной труппы под названием “Играющие вступление” и как автор, совместно с Джеймсом Кобурном, недооцененной сатиры “Аналитик Президента”. Совместными усилиями дело медленно сдвинулось с места. Обрей хотел использовать Джима в качестве актёра не только в “Адепте”, но также и в фильме под названием “Пьяный”. Джиму не нравилсясценарий (роль, в которой его хотел снимать Обрей, будет сыграна Робертом Блэйком), но он согласился немного похудеть для своего собственного фильма – кроме всего прочего, кто бы слушал толстого торговца кока-колой? – и сбрить бороду, которая за время процесса в Фониксе
В середине июня “MGM” фактически предложила Джиму то, чего он хотел: 35.000 долларов за окончательную доработку сценария и, если этот сценарий будет принят к производству, ещё 50.000 долларов за работу в качестве сопродюсера (с Биласко) и “звезды”. По голливудским меркам это небольшие цифры, но Джим был доволен. Он дал указания своим адвокатам разобраться в этом деле, поручил им заплатить 600-долларовый штраф, наложенный Федеральным агентством авиации в связи с полётом в Фоникс (и независимо от суда), и стал собирать чемодан для поездки во Францию и Испанию.
Глава 10
Патриция Кеннели была в панике. Когда они проснулись, у Джима была температура под 38 градусов, и вместо того, чтоб идти на работу, Патриция осталась дома – ухаживать за Джимом, выйдя только для того, чтобы купить диетического питания: супа и эмбирного пива. Через два часа у Джима была уже температура 39,4 градуса. Она дала ему аспирина, тетрациклина, воды и натёрла спиртом, попыталась найти Леона Барнарда. Её врачу, который жил всего в двух кварталах отсюда, было невозможно дозвониться домой. Температура Джима поднялась до 40,6 градуса.
Джим приехал в Нью-Йорк накануне, по пути в Европу, вместе с Леоном и одним из друзей Леона, с последними записями для концертного альбома.
Хотя он был совершенно пьян, когда Патриция нашла его в гостинице, они провели приятный и не богатый событиями вечер, посмотрев новый фильм Мика Джеггера “Ned Kelly” и последний фильм Ингмара Бергмана “Страсть Анны” – дважды. Единственным приметным происшествием было то, что перед тем, как они отправились спать, Джим убрал в комнате Патриции перегородку. Теперь же, на следующий хмурый нью-йоркский день, в квартире Патриции он чувствовал себя умирающим.
В два часа Патриция решила ещё раз измерить ему температуру, прежде чем вызвать скорую. Жар вдруг спал, с 40,6 до 38,3 градуса за пятнадцать минут. Ещё через три часа Джим встал и отправился гулять, как ни в чём не бывало. Он вернулся в гостиницу, переоделся и, взяв с собой Леона, они с Патрицией пообедали, снова сходили в кино и купили в “Brentano’s” несколько книг.
На следующую ночь Джим и Патриция поженились.
Двадцатичетырёхлетняя Патриция была главным редактором рок-журнала и одной из нескольких лояльных к “Doors” рок-критиков на Восточном Побережье. Она обожала Джима с того момента, как они познакомились 18 месяцев назад, когда она брала у него интервью в гостинице “Plaza”. Он стоял у входа в её комнату и во время знакомства формально пожал её руку. Она помнит эту сцену:
Всё, что я могла тогда подумать, было: “О Господи, его мать научила его манерам, и он в самом деле их помнит!” Когда мы коснулись руками, полетели искры. Конечно, это было статическое трение моих ботинок о ковёр, но искры были настоящие, как из сборника сказок. Джиму это понравилось. “Предзнаменование”, – сказал он. И был прав.
С тех пор Патриция стала часто писать в своём журнале о Джиме и “Doors” в сдержанном критическом стиле, в сочетании с буквальными ссылками и цитатами. Она всегда воспринимала работу Джима всерьёз, критикуя его работу, но не его имидж. “Если бы Т.С.Элиот был рок-группой, он был бы “Doors” и сделал бы “Тихий парад””. В рецензии на “The Lords и Новые Творения” она предположила, что “новое прочтение при первой же возможности аристотелевской “Поэтики”, а ещё лучше – “Предисловия к лирическим балладам”, должно помочь в восстановлении крайне необходимых поэтических приоритетов”.