Никудышный мим
Шрифт:
“Без тебя осыпаюсь пеплом…”
…Без тебя осыпаюсь пеплом
На поруку восточному ветру…
…Сквозь километры в душевной истоме.
Нашей любви место в дурдоме…
“-Ты помнишь, как…”
– Ты помнишь, как…
А помнишь ли…
– Я помню, милая. Я помню.
И как ,обнявшись, тонко шли,
Как мёрзли, тлели как в жаровне,
Как плакали и как кривили губы,
И как пьянели, нюхая цветы.
Сквозь
Я помню всё,
Чего не помнишь ты.
А сердце костный нож все точит,
И запредельно жутко хочет
Разрезать цепи, в прошлое слететь.
Но дряхлый мозг иной прогноз пророчит
Остаток дней, безумно, что есть мочи
Мне реквием по жизни петь.
Ты все забыла.
О сколько лет.
О сколько дней.
Сколько минут
И, господи, сколько мгновений.
Но непреклонен старости запрет
На легкость молодости дуновений.
А я своею серой бородой люблю тебя.
И пусть сожжённые обрушатся мосты,
И даже если ты забудешь, кто я,
Я буду помнить, что для меня ты.
Ты моя дряхлая любимая старушка.
Пустым туманом вековых очей,
Что задаёт, уткнувшися в подушку,
Один вопрос на тысячу ночей.
На тысячу опавших лепестков души.
На каждый белый волос и морщину.
Мы здесь состарились, ты помнишь, здесь скатилися с вершин
В столь непроглядную, дремучую лощину.
Лощину уставшей седой квартиры,
Где годы дождем затекли в мешок.
– А хорошо ли мы жизнь прожили?
– Жили.
Значит, уже хорошо.
Никудышный мим
Скажи мне, Нина,
Чем не действующая мина
Особенна в минном поле?
Она – пробоина грядки смерти?
Или она – в безжизненной тверди
Облегчение чей-то доли?
Послушай, Нина,
Если похитить картину,
А деньгами приют обеспечить,
Ты, верно, станешь преступником,
(Да, непременно, преступником!)
Но преступником человечным?
Больно или легко,
Не думая ни о ком,
Одиноко шагать в толпе?
Стыдно, глупо и аморально
Или, в действительности, нормально
Гвозди дергать в чужой судьбе?
Знаешь, Нина, ночами
Оттого на душе печально,
Что вопросами я томим.
Знаешь, Нина…
Если жизнь – пантомима,
То я никудышный мим.
Продрогший ёжик
Заходился в песне ветер,
Кожу покрывала
На земле красивых сплетен
Ёжик некрасиво зяб.
Ночью, что в лесу густа,
Спал в ногах сосны кудрявой,
Без подушки, с одеялом
В виде чахлого листа.
Грустно дрожа, шагал по тропинке.
Ведь в детстве ему объяснила мать:
Сотня игл на серой спинке
Мешает ежика обнимать.
Он мёрз и грезил о кусочке тепла.
Но вдруг увидал среди чащи зеленой,
Пушистые лапы у костерка
Под елочкой грел котёнок.
Лохматый, счастливый, глазам не веря,
Он дружелюбно повёл хвостом
И с продрогшим, колючим зверем
Поделился своим теплом.
«Знаешь, ёжик, в иголках ты весь.
А значит, как и в надежном крове,
Пуще всех, что на свете есть,
Нуждаешься в тёплом слове!»
Где-то по лесу рыскают волки,
Но взяли чувства широкий размах -
Ежика обняли на словах,
Не в помеху которым иголки.
Два друга смеялись в густых потёмках,
Один из них думал о светлом дне,
Когда удастся найти котёнка
Каждому ёжику на Земле.
“Молоток. Циферблат…”
Молоток.
Циферблат.
Часовая.
Минутная.
Искры.
Треск.
Мне секунда с тобой
Дорожи всей жизни без.
“Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь…”
Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь.
Грянула очередь грузных шагов.
Жизнь чередой бестолковых потерь
Смежные души лишает слов.
Я должен уйти. Ты должна остаться.
«Любовь без проблем» рухнула в вечность.
Но шепчут звезды, мол, может статься,
Чуждо любви источать беспечность.
Не хочу. Не могу. Ну летим же со мной!
Меня быстро уносит все дальше и выше,
И просит соседка, тряся сединой:
«Сделайте сердце своё потише.»
Небо точит крыльев тупая бритва.
Я за тем, костенея, слежу в упор.
«Люблю» звенит в голове как молитва.
«Полгода» – как приговор.
Но я вернусь, только жди и помни.
Помни и жди! Я вернусь к тебе!
Пока есть кому плакать во мраке комнат,
Любовь будет теплиться в каждой слезе.
“Если ты меня обманула…”
Если ты меня обманула…
И твои глаза – все-таки море,
То из всех,
Кто отдал концы,
Утопленники,
Плюя на горе -
Самые счастливые
Мертвецы.