Ниочема 4

Матвеев Дмитрий Николаевич

А потом шатенка быстро обернулась и, передвинула рычаг на руле. Кажется, на старых машинах именно так переключалась скорость. Гонщик за клубничкой на секунду оторопел: девка просто переключила передачу? Что у нее за машина?

Тем временем вишневый монстр буквально рванулся вперед, стремительно увеличивая разрыв. Маралов скрипнул зубами: он не имеет права проиграть! Не может женщина, не должна водить лучше мужчины! Несколько секунд он колебался, но, видя, как уходит к горизонту кабриолет, сжал зубы и откинул пластиковую крышку с гашеток магического ускорителя. Да, это здорово садит ресурс

движка, и длительность ускорения всего каких-то пятнадцать секунд — если, конечно, не хочешь вызывать эвакуатор. Но всё равно: он должен, просто обязан догнать этих девчонок!

Закусивший узду Маралов нажал гашетки, и тут же их обоих, его и приятеля, ускорением вдавило в спинки сидений. К этому времени Мухтаров был уже не бледным, а сине-зеленым, и не кричал, а тихонько что-то шептал себе под нос. А Маралов, мертвой хваткой вцепившись в руль, не видел ни спидометра, изрядно перевалившего за две с половиной сотни, ни приятеля, ни пролетавших мимо попутных машин. Только приближающуюся корму кабриолета. У него уже почти получилось, но тут с легким щелчком ускоритель отключился, и машина стала мало-помалу замедлять ход. А вишневый кабриолет в считанные минуты превратился в точку и скрылся за горизонтом. Разочарование от проигрыша было настолько сильным, что Маралов просто не мог вести машину. Он съехал на обочину и остановился, весь еще во власти гонки.

— Твою мать! — выкрикнул он и с силой ударил по баранке руля. — Сделали! Как стоячего сделали! И кто? Рассказать парням — засмеют!

Маралов не усидел: выскочил из машины, со злости пнул колесо, ушиб ногу, сматерился, нарезал пару кругов вокруг, плюхнулся обратно и вспомнил, наконец, что рядом был еще и приятель.

Мухтаров постепенно принимал естественную окраску. Он даже начал дышать и отпустил, наконец, ручку двери. На кожаной обивке остались глубокие вмятины. Правда, гонщика эта картина не тронула. Он снова саданул по рулю ладонями и тут вспомнил об уговоре: он кормит четверых девчонок в ресторане по их выбору. А, значит, не всё ещё потеряно, у него есть еще один шанс! Надо только узнать, кто в академии ездит на такой крутой тачке.

* * *

Олег даже не подозревал, что его красивый статусный кабриолет, который он рассматривал исключительно как агрегат для неспешного катания прекрасной половины человечества способен так ездить. Пожалуй, спорткар, которым он втайне гордился, если и быстрее, то ненамного. Ну и прорезавшийся талант Алёнки тоже стал изрядным таким сюрпризом. Нет, ревности к чужим умениям у Песцова не было. Но увидеть супергонщика буквально рядом с собой — это было нечто.

Аленка с началом гонки полностью преобразилась. Такой Олег её ещё не видел. Глаза серьезные, цепко смотрят на дорогу, периодически стреляя по зеркалам. Движения скупые, точные, молниеносные. Маневры продуманные, оптимальные. А на плотно сжатых губах нет-нет, да и мелькнёт улыбка, восторженная и от того чуточку сумасшедшая. Хороша, чертовка!

Разговор с водителем в то время, когда стрелка спидометра без малого ложится на ограничитель — самоубийство, а Олег в суицидальных устремлениях замечен не был. Он подождал, пока машина сбросила

скорость с безумной до разумной и сурово поинтересовался:

— Куда это мы сейчас так низко летели?

Алёнка, еще не остывшая после бешеной езды, хвастливо отмахнулась:

— Да, на парковке один чудик принялся нас клеить, сразу всех троих. Строил из себя мачо, предлагал пари: мол, если он побеждает, мы берем его с собой на пикник.

— Так мы же не на пикник едем! — не понял Олег.

— Ну и что? Если человек почему-то решил, что четыре девушки собрались на природу, зачем я буду его разубеждать?

— То есть, он меня за девушку посчитал? — возмутился Песцов.

— Ага, — хихикнула Щукина. — Между прочим, он теперь должен нам обед на четверых в любом из московских ресторанов. Хочу поглядеть на его рожу, когда он поймет, как сильно пролетел.

— Кхе! Кхе!

Олег обернулся. Из-под заднего сиденья, откашливаясь и щуря слезящиеся глаза, вылезали Маша и Вера. Волосы девушек были спутаны, одежда в беспорядке, суперстойкая водонепроницаемая тушь застыла над глазами уродливыми потёками.

— Алёнка! — возмущенно заявила Маша, устраиваясь на сиденье и доставая расческу. — Ты о чём вообще думала? Так гнала, что нас чуть из машины не выдуло! Это ж доисторическая тачка, здесь даже ремней безопасности нет! В следующий раз хотя бы крышу подними, чтобы пассажиров не растерять.

— Ой! — виновато пискнуло из-за руля. — Простите, девочки. Я больше так не буду, честно-честно.

Судя по голосу, Алёна говорила искренне. Песцов задумался: насколько хватит этих обещаний? Хотя… Наверняка Щука всё зафиксирует и в следующий раз гонщицу ждет бо-ольшой сюрприз.

— Вы понимаете, — тараторила Щукина, — этот идиот вконец меня достал. Нашел с кем тягаться! Тут же восемь цилиндров, турбина, куча всяких примочек, а он весь такой красивый мачо: если вы меня догоните… Тьфу, чмо! Представляете, он магические ускорители врубал, чтобы нас обогнать. Теперь ему тачку в сервис сдавать, движок на капиталку ставить. Тыщ на десять влетел парняга. Ну так что, в какой ресторан пойдем?

— Алёнка, ты неисправима! — подала голос Вера. — А если бы тебя инспектор Тараканов увидел?

— А-а, — беззаботно махнула рукой Щукина. — он дежурит под Воронежем, нам до него еще пилить и пилить. Так что с рестораном?

— А кто был этот молодой человек? — задал встречный вопрос Олег. — Он хотя бы представился?

— Разумеется!

Алёнка изобразила оскорблённую невинность.

— Моё воспитание не позволяет гоняться с незнакомыми мальчиками. Это некто Александр Маралов.

— Еще один олень! — хмыкнул Песцов. — Ничего, и не таким рога отшибали.

* * *

Кабриолет летел по шоссе, глотая километр за километром.

— Сейчас приедем, отдохнем как следует,- фантазировала Алёна, — погуляем по окрестностям. А то в прошлый раз прискакали, в спешке машину поменяли и дальше погнали. Скажи, Олег, там у тебя красивые виды? Представляешь, вышли бы мы на пленэр. Все такие в длинных платьях, в шляпках с лентами, Ты бы рисовал пейзажи, а мы бы тем временем собирали ромашки и плели из них венки.