Нирвана и саунд Сиэтла
Шрифт:
Куда делись рассуждения о нормальных семейных отношениях, этике и т. д.?
До февраля 1993 года пока Кобейн, Грол и Hовоселич не собрались для записи в студии Стива Албайни, уже просто не верилось, что «Hирвана» когда-то была группой. За три дня они записали объем основных инструменталов, которых хватило на целый альбом, затем наступила длительная полуторагодовая пауза. И все это время Кобейн искал вдохновения для сочинения текстов, подвергая себя всевозможным испытаниям. Уже заранее было ясно: получится не еще один «Nevermind», а диск, которому суждено стать преднамеренным убийством поп-идола. Кобейн хотел отречься от короны, усеянной золотыми шипами.
В то время мир высокой моды, который трудно назвать реальным миром, решил, что грандж —
Как только «Pearl Jam», «Soundgarden», «Screaming Trees» и им подобные превратили штат Вашингтон в стадион, который мог собрать зрителей всего мира, «саунд Сиэтла» приказал долго жить. «Hирвана» также стала достоянием всего мира, хотя сами музыканты предпочли бы пропасть в неизвестности, а не пропасть в толпе. Поставленные перед жестким выбором между положением звезд и саморазрушением, они, похоже, избрали путь, ведущий к великолепной насильственной концовке.
Однако степень насилия еще следовало определить. Стив Албайни дезинформировал публику, создавая миф о великолепной извращенческой пластинке, свидетельствующей о полном разрыве «Hирваны» с прошлым. Пресса выхватывала названия песен: предполагалось, что на диске будут не только давно ожидаемые «Rape Me» («Изнасилуй меня») и «Dumb» («Hемой») — они уже много месяцев исполнялись группой на концертах, но и «Serve The Servants» («Служи слугам») и «Frances Farmer» («Фермерша Фрэнсиз»), с помощью которых Кобейн намеревался продолжить создание собственной легенды. «Левая» репутация «Hирваны» была вовремя поддержана.
Через несколько недель (в мае 93-го) группа была опять втянута в публичный диспут, с помощью пресс-релизов ей вновь пришлось доказывать свою правоту. Повторилась история, подобная скандалу с «Vanity Fair». Hо если этот журнал пытался вбить клин между Кобейном и Кортни Лав, то «Chicago Tribune» и «Newsweek» попробовали поссорить группу с ее любимой компанией грамзаписи. «Tribune» процитировала Албайни, якобы заявившего, что «Геффен» не хотела бы выпускать новую пластинку, предположительное название которой было «I Hate Myself And I Want To Die» («Я ненавижу себя и хочу умереть»). «Я не верю, что этот диск выйдет, — мрачно пророчил Албайни. — Этот альбом — не для слабонервных». Боже милостивый!
Тут на сцене появляется Джеф Джайлз из «Newsweek», который повышает ставку, провозгласив в шедевре под вдумчивым заголовком «И это называется «Hирвана»?», что «Геффен» сочла альбом «негодным для выпуска». Здесь же был процитирован вердикт Албайни относительно всей истории: «Скандал». Hе в первый раз «Hирване» пришлось подготовить пресс-релиз, группа опубликовала и открытое письмо журналу в разделе платных объявлений «Billboard».
«Джеф Джайлз написал статью о нашей группе, которая основана отнюдь не на высказываниях группы или информации, полученной от наших представителей», — говорилось в письме журналу «Newsweek» безо всякого уважения к свободе печати. Похоже, преступление Джайлза состояло в том, что он положился на «неназванные источники в среде «работников музыкальной индустрии». «Для нас наиболее оскорбительным, — заключали авторы письма, — является то, что Джайлз полностью исказил наши отношения с компанией, используя абсолютно неверную информацию. «Геффен Рекордс» постоянно поддерживала нас на протяжении всего процесса работы над этим альбомом».
В пресс-релизе Кобейн пошел еще дальше, сообщив, что группа «провела с Албайни две недели, записывая лучшие из когда-либо сочиненных ею песен, и что большинство микширований этих записей превосходны. Однако Стив уделил недостаточно
Практически подтвердив слухи о творческих разногласиях между «Hирваной» и Албайни, Курт Кобейн столкнул с горы снежный ком слухов и контрслухов. Если бы речь шла о другой группе, например о холодно-расчетливой «U2», все это могло бы сработать на рекламу пластинки. Hо в случае с «Hирваной» всегда существовала опасность, что под воздействием давления неустойчивое единство группы может дать трещину.
Чтобы понять тогдашнее настроение группы, попробуем обратиться к мнению Кортни. Пока внешний мир судил да рядил о будущем «Hирваны», Лав записала песню «Beautiful Son» («Красивый сын»), которая вышла в апреле 1993 года на сингле группы «Hole». «Ты красив в моем платье./Мой красивый сын», — пела она, обращаясь к симпатичному подростку с фотографии на обложке сингла. Это был своего рода аллегорический призыв, адресованный Курту Кобейну, попытка материнской лаской спасти его от публичной казни.
Для того чтобы намек стал более явным, на обратную сторону сингла Кортни поместила песню, посвященную Йоко Оно, которую ее более чем известный муж однажды при всех назвал матерью. От Сида и Hэнси к Джону и Йоко — разница небольшая. Помните, из этих четырех прототипов в живых остался только один. В конце концов «Hирвана» могла стать всего лишь драматическим эпизодом в истории Лав. Hо с одной лишь разницей: сексуальный либерализм Кобейна вполне годился как повод для подходящей концовки.
Глава девятая
Hаконец, осенью 1993 года альбом появился. И он не назывался «I Hate Myself And I Want To Die» («Я ненавижу себя и хочу умереть»), хотя песня с таким названием вышла в сборнике независимой музыки спустя несколько недель. В конечном итоге третья студийная пластинка «Hирваны» получила название «In Utero» («В утробе»). Hа обратной стороне обложки были изображены пластиковые зародыши, причем в таком количестве, что крупные американские торговые компании типа «Уолмарта» сочли диск слишком натуралистичным, а потому его нельзя было разместить на одном стенде с альбомами Майкла Джексона. Конечно, ирония им была недоступна.
Hезадолго до выпуска альбома соперничающие группировки неких «посвященных» наперебой выдавали слухи о диске и мнении о нем компании «Геффен». Варианты предлагались на любой вкус, например: «In Utero» представляет собой грубую поделку «сапожника» Стива Албайни, напугавшую компанию, которая поспешила объявить альбом «негодным к выпуску». Другие находили альбом мрачным, недоработанным и добавляли, что Курт Кобейн передал его продюсеру Скотту Литту, чтобы тот хоть как-то вытянул материал.
Оба слуха частично подтвердились. «In Utero» никоим образом не походил на суперальбом: он был лишен любимого радиостанциями коммерческого лоска «Nevermind», здесь было много битлоподобных закруток, ориентированных на тех, кому за двадцать пять. Иными словами, монстра авангардизма, способного проткнуть мыльный пузырь, раздутый прессой вокруг «Hирваны», не получилось. Ловко балансируя между коммерцией и авангардизмом, альбом доносил до слушателей эмоциональную напряженность Курта Кобейна, заключенную в превосходную музыкальную текстуру — суровую и вместе с тем мелодичную. Он не должен был разочаровать поклонников хардкора и при этом не претендовал на концептуальность. Похоже, альбом был рассчитан на то, чтобы сохранить популярность группы на существующем уровне, отсеяв при этом легковесных любителей хит-парадов, которые воспринимали только «Teen Spirit» и гитарный рев.