Нищета. Часть вторая
Шрифт:
Бродар плакал.
— Девочки, впрочем, не подозревают, какою ценой достается тот хлеб, что они едят… — заметила старуха.
— Увы! Как говорят на каторге, народу приходится есть хлеб, запачканный либо кровью, либо грязью… Стало быть, вы не знаете их адреса?
— Точно не знаю. Когда я как-то зимой возвращалась к себе, они встретились мне у переулке Лекюйе, на Монмартре, и, наверное, живут в этих местах.
Жак вскочил, готовый бежать на Монмартр.
— Погодите! — остановила его старуха. — Вы можете выяснить у их отца, где они живут. Они недавно писали ему
Бродар подумал сначала, что Лезорн, вероятно, перешлет ему это письмо. Но нет, ведь Лезорн не хотел иметь никаких сношений с внешним миром. Не зная почерка своего двойника, он побоится себя выдать. Наконец, ведь у Жака нет определенного места жительства: куда же Лезорн адресует письмо? Значит, эти надежды несбыточны. Он так и сказал торговке птичьим кормом.
— Если б я не боялась сплетен, — ответила та, — я предложила бы вам остановиться у меня: места хватило бы и на двоих. Во всяком случае, вы можете дать мой адрес своему товарищу, пусть он через меня сообщит, где живут его дети. А вы приходите, расскажите мне, что вы узнали в переулке Лекюйе.
Бродар отправился на поиски. Уже темнело, когда в пустынном квартале он наконец нашел переулок Лекюйе. Чтобы его обойти, не требовалось много времени. Там было всего два-три более или менее приличных на вид дома; остальное — жалкие лачуги. Жак побывал в каждом доме, прошел весь переулок, до самого пустыря, но напрасно: фамилии Бродар никто не слыхал. Ничего, опять ничего!
Иногда какая-нибудь девочка лет восьми выбегала в лавку, находившуюся в доме за зеленым забором.
Жак окликал ее: «Софи! Луиза!» — но девочка испуганно убегала.
Один ребенок показался ему особенно похожим на младшую дочь. Он пошел было вслед, но вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече.
— Вы пристаете к несовершеннолетним. Следуйте за мной!
Обернувшись, Бродар увидел Гренюша, который, в свою очередь, узнал его.
— Никак это ты, Лезорн? Ну что ж! Я — агент полиции нравов и могу арестовать любого, если только это не долгополый и не мандарин.
— Меня арестовать? За что ж?
— Я тебе уже сказал: ты пристаешь к девчонкам.
Гром среди ясного неба не мог бы ошеломить Жака больше, чем такое обвинение.
— Дурак! — вскричал он. — Я разыскиваю детей Бродара.
— А зачем они тебе? — осведомился Гренюш тоном судебного следователя.
— Я обещал им помочь.
— Помочь? Чем же ты можешь им помочь?
Жак не ответил.
— Сколько же их, этих детей? — спросил Гренюш, засовывая пальцы в карманы жилета. Теперь он был одет более или менее прилично: в штиблетах, при галстуке; но от стоптанных штиблет и грязного галстука так и разило Иерусалимской улицей [4] .
4
Иерусалимская улица. — На этой улице находилась парижская префектура (полицейское
— Их три сестры. Они куда-то пропали, и никто не может или не хочет помочь мне найти их.
— Почему же ты не обратишься в полицию?
— Да, в самом деле! — сказал Бродар, не желая делиться своими опасениями.
— Где ты живешь? — продолжал Гренюш допрос.
— Когда сам буду знать, то сообщу тебе.
— Что ты собираешься делать?
— Хочу снова стать разносчиком.
— Да разве бывшего каторжника кто-нибудь снабдит товаром в кредит? Поверь, единственный выход для нас — поступить в полицию.
— Ну, что ты!
— Да, да, в полицию нравов, милейший. Я это сразу понял. Там можно поживиться за счет тех, кто побогаче и познатней, за счет тех, кого нельзя арестовать. Ну, а остальные…
Жак был поражен: за тот короткий срок, что этот дуралей прослужил в полиции нравов, он уже успел в ней обжиться не хуже, чем червяк в падали…
— О, я не теряю времени даром! — заметил Гренюш.
Это было заметно.
Новоиспеченный агент полиции продолжал:
— Я человек не злой, хорошо к тебе отношусь и хочу тебя предупредить: Жан-Этьену и мне поручено за тобой следить.
— За мной? Почему?
— Тебе это лучше знать.
Жак пообещал Гренюшу обратиться в полицию с просьбой помочь разыскать дочерей Бродара, и они расстались.
— Я пойду туда вместе с тобой, — сказал Гренюш. — Это даст мне возможность выдвинуться. А пока — катись, как долгополый или мандарин, пойманный с поличным.
Они условились встретиться на следующий день. Бродар решил любою ценой найти дочерей.
IV. Снова у торговки птичьим кормом
Жак обещал рассказать старушке с улицы Глясьер все, что ему удастся узнать; кроме того, ему хотелось посоветоваться с нею. Эта прямодушная женщина расположила его к себе.
От переулка Лекюйе на Монмартре до улицы Глясьер, что между улицей Лурсин и бульваром Гоблен — расстояние порядочное. Но Бродар был в том возрасте (различном для каждого человека), когда особые обстоятельства толкают людей на героические поступки и сила воли творит чудеса (в истории народов тоже бывают такие периоды). Какая-то сила заставляла Жака идти вперед, подобно тому как лошадь идет под ударами кнута. Воля гальванизировала его.
К одиннадцати часам он добрался до улицы Глясьер. Старуха его ждала. Она была не одна: в углу лежала большая овчарка, черная, как борода Фауста. Полузакрыв глаза и Положив голову на передние лапы, собака дремала, что не мешало ей следить за всеми движениями хозяйки. Когда Бродар вошел, овчарка подняла голову, внимательно на него посмотрела, а затем, очевидно, решив, что незнакомец не причинит вреда ее хозяйке, приняла прежнюю позу.
Старушка заметила это.
— Вот видите, я в вас не ошиблась, — сказала она. — Вы хороший человек, и Тото того же мнения. Не в пример людям, мой Тото не делает промахов. Ну, рассказывайте, что вам удалось узнать?