Нищий и принцесса
Шрифт:
– Прости, - шепчу еле слышно.
– Если бы я мог простить, мне бы не было так плохо, - Скворец зарывается пальцами в мои волосы, - И тебе бы не было.
– Я так больше не могу, - я шмыгаю носом, - Я устала. Лучше бы ты так и оставался моим воспоминанием.
– Я тоже очень устал, сучара!
– он прижимает мою голову к себе крепче, - Наша с тобой страсть вышла слишком разрушительной…
Ненадолго Скворец замолкает и тяжело дышит, а потом спрашивает взволнованно.
– Ты обнимешь меня? Сучара, пожалуйста…
Мои руки все еще зажаты между нами и Скворец меня слегка освобождает и дает их вытащить. Я просовываю руку вдоль его корпуса
– И ногами…
Теперь мы лежим почти, как раньше. Только мы совсем другие. И у меня правда больше нет сил. Я даже понимаю, что он имеет ввиду, когда говорит, что не может меня простить, потому что я тоже его не могу. Скворец пропускает мои локоны через пальцы, то некрепко тянет их, то массирует затылок, прижимает меня еще крепче, трется щекой об мой висок и я снова сохну от тоски.
– Что мы будем делать дальше?
– спрашиваю осторожно.
– Полежим, пока я опять что-нибудь не вспомнил…
– А потом что?
– Наверно, опять будем доказывать друг другу, что бывает еще хуже, чем мы думали.
– Не хочешь меня амнистировать?
– Уже нет. После Лавренова, точно нет.
– Но ты же понимаешь, что для меня это совсем ничего не значило?
– Зато значило для меня, - говорит с горечью.
– Я же знаю, что ты меня любишь… - шепчу на выдохе, - Я это чувствую…Ну нет у меня сил больше! Правда, нет! Я не хочу играть с тобой в войну… Я наступлю себе на горло и прощу тебе то, что ты прошелся грязными ботинками по моему сердцу, просто перестань это делать... Я так по тебе скучаю!
– Я тоже по тебе скучаю, сучара… Прости меня за все… Но вместе мы больше не будем…
– Ну почему ты такой? Если бы я видела, что у тебя все хорошо и ты счастлив, я бы смирилась и порадовалась за тебя… Но мы же мучаемся оба… Я же вижу, что тебе без меня тоже плохо, почему ты не хочешь просто попробовать все исправить?
– я всхлипываю.
– Потому что такое уже не исправляется… Ты сама не видишь, что ничего уже не исправить?
– Неужели обида может быть сильнее любви?
– Наверное, может…
– Не отталкивай меня... Я держусь на последнем дыхании… - говорю нервно, сквозь частое, рваное дыхание.
– Я тоже на последнем дыхании, сучара… Но у меня не получается делать вид, что ничего не произошло. Я не могу так… не могу…
В моей груди снова ноет и снова хочется в него вцепиться. Мне сложно контролировать свои эмоции. Я отпускаю его, подбираю руки и ноги, высвобождаюсь из его объятий, поднимаюсь на кровати.
– Тогда больше не звони мне и не залезай в мой дом. Не давай мне надежду…
– Хорошо… Я больше не буду, - произносит с сожалением.
Я поднимаюсь с кровати, поджимаю губы от обиды и иду к выходу.
– Стелла… - взволнованно говорит мне в след, но я не останавливаюсь, натягиваю мюли и хватаю сумку, - Иди сюда!
Когда я говорю, что устала и больше не могу, значит я правда больше не могу. Я не собака, чтобы каждый раз бежать по его зову и опять на что-то надеяться. Скворец прав, страсть бывает разрушительной. Во мне больше нет энергии, мне срочно нужно что-нибудь разрушить…
Часть 2. Глава 12
Скворец
Как же мне было херово. Я никогда не перепивал настолько сильно. Полторы бутылки вискаря до появления сучары, пару пропущенных ударов в сердце и еще пол бутылки после ее ухода. Я не помню дословно,
Более менее пришел в себя и продрал глаза, только ближе к вечеру. Как раз под очередной звонок. Как же задолбали!
Злобно поднимаюсь с кровати и пошатываясь иду к телефону. Незнакомый номер. Наверно, опять захотят втюхать очередную карту.
– Бл@дь, что?
– агрессивно гаркаю в трубку.
– Скворец?
– на том конце провода взволнованный, мужской голос.
– Да… - отвечаю не так решительно.
– Это Павел… Абрамов…
У меня тут же обрывается сердце и я перестаю дышать и от того, что этот мудак молчит мне становится только херовей.
– Ты сможешь подъехать к Боткинской больнице?
– Что случилось?
– в миг я полностью леденею.
– Я сам пока не понимаю… Стелла в отключке и никто ничего не говорит.
– Сейчас буду… - я трезвею за секунду.
Пока виски жмет тисками и сердце колотится, как шальное я лечу в коридор и думаю, что с ней могло случиться. Первая мысль- я отдал ей ключи от ее байка или она сама их забрала, но они все так же лежали на полке. Я схватил свои. Я не знаю откуда у меня взялись силы держаться за рулем и никуда не вписаться, ведь меня колотило так, что мне стоять-то было сложно. Время тянулось так долго, хоть я гнал изо всех сил и прокручивал в своей голове самые страшные события. В какой-то момент я даже не выдержал и расплакался, вытирая слезы плечом, хотя, пока даже не понятно, что с ней произошло и что значит «в отключке». Опять поцарапалась и упала в обморок или сбил КамАЗ? Нихрена она не поцарапалась! Этот хер не названивал бы мне с самого утра миллион раз… Почему я не взял трубку сразу… А что если правда все очень плохо? Я ведь даже не сказал, что люблю ее, хоть она и жестокая, предательская сучара. Не сказал, что у меня тоже осталась ее пачка, которую в наш последний вечер в поле она забыла в моей куртке, только все сигареты на месте и я никогда их не курил. Мы так и не помирились. Не поцеловались нормально. Не попросили друг у друга прощения, так чтобы по-настоящему простить. Почему я вчера просто не тормознул ее? Лучше бы тушили новые шторы...
Когда я, наконец, долетел, на ходу сбросил байк, не заглушив его и услышал, как его крутануло и ударило об забор, но я быстро гнал ко входу. Сразу заметил какого-то нервного ёбика, расхаживающего из стороны в сторону, я не видел этого хера вблизи, но чутье мне подсказывало, что это он.
– Что случилось?
– я яростно к нему подлетаю.
Пару секунд он тревожно и внимательно на меня смотрит, как будто мы собрались здесь для того, чтобы меня рассматривать.
– Да шевелись!
– я ору.