Нить курьера

Никуляк Николай Авксентьевич

— Что вы, Иван Пантелеевич, разве я могу так, экспромтом?

— Можешь, можешь. Давай-ка «в ружье», как говорят, и за мной.

— Но как же так?

— Поехали, поехали, — услышал я из соседнего окна голос Ибрагима. — Моя машина тоже готова.

— Ну вот, — подхватил снизу полковник, — сам комендант благословляет эту поездку. Теперь, как будто, все по уставу. Даю пять минут на сборы. Считайте, что время уже засечено.

Не помню, как я собрался, но полковник вобщем остался доволен.

Вырвавшись за город, машина устремилась вверх по извилистой дороге.

Тот, кто не бывал в этих местах, едва

ли сможет представить себе всю красоту здешней природы. Гладкая асфальтированная дорога, в воздухе ни пылинки, пьянящий аромат цветов, сверкающая на них роса. Горы, вверху скалистые, внизу покрыты дремучим лесом, а по другую сторону от дороги, в глубокой пропасти, река, бегущая по камням, с невысокими, но шумными водопадами и водой, прозрачной, как небо.

По извилистой дороге мы подъехали к реке и остановились в редком кустарнике на отлогом берегу бурного, пенистого Аланда. Полковник сразу же побежал к реке и первым забросил блесну — маленькую раскрашенную рыбку из металла с навешанными на нее крючками.

Купленный мною недавно в М. спиннинг итальянского производства с удобной, но слишком уж капризной катушкой не был еще освоен на практике и потому поначалу доставлял мне одни лишь огорчения и неудобства. Леска в моих руках то раскручивалась сзади, то перебрасывалась через реку, то цеплялась за коряги в реке. Поэтому мне пришлось много побегать и даже побарахтаться в леденящей воде с часами на руках, о которых совсем забыл, спасая свою блесну от обрыва.

Но с того момента, как остановились часы, мне действительно посчастливилось. Внезапно я ощутил легкий рывок, и спиннинг сразу потяжелел. Рванув его на себя, начал быстро накручивать леску. На поверхности воды что-то блеснуло. И вот на солнце засияла, форель. Постепенно заработала «служба тыла». Гриша, шофер полковника, соорудил из камней подобие полевой плиты, поставил на нее сковородку, подложил щепки…

Солнце было уже близко к закату, когда мы возвращались из этой веселой поездки. Безмятежно мчась по асфальту мимо деревушек с небольшими аккуратными домиками, мимо металлических сеточных изгородей, мимо садов и виноградников, мы, наконец, стали подъезжать к городу М.

На перекрестке дорог остановились, чтоб распрощаться. Полковнику надо было сворачивать вправо, а нам налево. Поблагодарив его за приглашение и договорившись о новой поездке недели через две-три, мы расстались с ним.

Вскоре подъехали к окраине города. Рассеянно взглянув на здания бывшей австрийской Военной Академии, в которых размещался теперь один из крупных штабов наших войск в Австрии, я от неожиданности вздрогнул. Словно очнулся в испуге от долгого, сладкого забытья, — настолько не вязалась атмосфера нашей беспечности с тем, что увидел я на сумрачном пустыре, в стороне от дороги.

— Стой! — крикнул я шоферу.

Перемахнув через высокий забор, от тени к тени, отбрасываемой на траву соснами, согнувшись, перебегал человек, за которым гнались несколько военнослужащих.

Поняв, что ему не уйти, и заметив вдруг на дороге автомашину, он бросился к ней. Теперь мы с Ибрагимом мчались ему наперерез.

Вижу: беглец на дороге и, со страха

не разглядев, что автомашина под русским номером, жестом просит остановиться.

Шофер сбавляет ход, я открываю заднюю дверцу, и он грузно валится на дно машины, к моим ногам.

— Благодарю, благодарю, — хрипит он и, задыхаясь от недостатка воздуха, дышит, как паровоз, набирающий пар.

Услыхав громкую русскую речь и лязг закрывающихся ворот, наш «гость» зашевелился и настороженно приподнял голову. Но здесь я предложил ему встать и вывел к освещенному месту.

Передо мной стоял молодой австриец в грязной изорванной одежде. Лицо его было желтым, брови кустиками, и под ними маленькие. глазки. Казался он очень некрасивым. Из-за пазухи его рубашки выпирал груз. Руки и ноги были измазаны помоями. Несколько секунд смотрел он на обступивших его солдат расширенными от ужаса глазами и вдруг залепетал:

— Я не виноват, я не виноват.

— Выверните карманы, — приказал я, не обращая внимания на его лепет.

Он медленно вывернул карман за карманом. Оба они были дырявые и пустые.

— Опустите рубаху.

— Там только картофельная шелуха, — жалобно застонал он, — пощупайте…

Я жестом повторил требование.

Рубашка медленно поползла вверх, и сразу же к моим ногам посыпались грязные клочки бумаг, причем на некоторых из них нельзя было даже разобрать текста — он был смыт летним дождем. Но шпионов это ничуть не смущало. Ведь Гелен в своей директиве похвалялся наличием у него хороших специалистов. Пусть и они покопаются в грязи. Не зря же, видно, им платят за «труд».

Собрав и аккуратно сложив трофеи, я пригласил задержанного в кабинет для предварительного опроса.

— Фамилия? — обратился я к перепугавшемуся австрийцу.

— Вайтман Францль. Я безработный. Вы меня, наверное, принимаете за врага, но я ваш друг… и все мое преступление состоит в том, что я голоден.

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату вошел молодой капитан, которого я уже знал, как командира комендантского взвода по охране штаба, в районе которого был задержан австриец.

— Так это вы задержали булочника? Слава богу! А мы уже начали разыскивать в городе малиновый «Мерседес».

— Задержали его, конечно, вы, а мы только подвезли, так ему, видимо, захотелось. Но разве он булочник?

— Булочник. Точнее, сын кондитера и владельца кафе, но учится в Вене. Мне рассказали о нем сами австрийцы, работающие у нас на кухне. Они увидели его у свалки и сообщили об этом.

— Это хорошо, очень хорошо, — отметил я, — что австрийцы сами начинают понимать, кто угрожает миру, и вступают с ними в борьбу. Ну что ж, спасибо, капитан, за хорошую службу, — обратился я к командиру комендантского взвода. — Вы свободны. Не беспокойтесь, ваш подопечный в надежных руках.

Щелкнув каблуками и отдав честь, капитан удалился.

— Так вы, оказывается, булочник? — обратился я к задержанному. — Тогда будем считать, что роль безработного — не ваше амплуа.

— Скажи, какой негодяй! — выругался Ибрагим. — А еще прикинулся нищим, чуть ли не другом. К чему это?

— Разве ты не знаешь, что враг, притворяющийся другом, наиболее опасен.

— А как поживает художник? — обратился я к задержанному.

Услышав это, Францль вздрогнул.

— Так вы все знаете? — спросил он.