Нити Данталли
Шрифт:
… нет, стон удалось сдержать. И даже на ногах устоять — получилось. Мальстен задержал дыхание, пережидая первую предупредительную волну, от которой побледневшее лицо начало медленно покрываться испариной. Дальше будет хуже. Расплата действует, как Бэстифар, то чуть отпуская свою жертву, то вгрызаясь в нее так, чтобы сбить с ног, заставляя молить о смерти.
И ведь теперь отобрать ее некому, даже если Мальстен передумает. В Малагории шанс всегда был…
«Не думай об этом! Соберись!».
Где-то на задворках сознания проскользнула мысль, что даже за месть Красному Культу после всего, что они сделали, приходится жестоко платить.
Левый бок предупреждающе обожгло, и теперь огонь
Воспоминания и мысли начинали перемешиваться, словно догоняя друг друга, и данталли знал, что они вот-вот увлекут его на границу безумия, за которой, если перейти ее и поддаться, будет ожидать Жнец Душ.
Аггрефьер любезно предложил Аэлин пройти в комнату первой, однако охотница не горела желанием поворачиваться к вестнику беды спиной. Опасение перед этим существом нервно перемежалось в ее сознании с беспокойством за Мальстена. Будь ее воля, она не покинула бы данталли, но остаться он ей не позволил.
Качнув головой и все же пропустив хозяина дома первым, молодая женщина задумалась, каково же придется ее спутнику после стольких часов контроля. Он так и не ответил ей, что собою представляет расплата. Не сумел толком этого описать и Бенедикт Колер. Одно Аэлин знала наверняка: за все время ее короткого знакомства с Мальстеном Ормонтом в его глазах еще не мелькало такого страха. Так, пожалуй, могут бояться только люди, идущие на неизбежную казнь. Неужто все данталли и вправду переживают столь страшные мучения каждый раз?..
— Нет, — вдруг сказал аггрефьер, вырывая охотницу из раздумий. Молодая женщина вздрогнула и ожгла иное существо взглядом. Теодор широко улыбнулся. — Простите, все никак не привыкну к нормальному человеческому общению. Оно мне почти без надобности.
Поджатые к груди руки разошлись чуть в стороны, оказавшись неестественно длинными, и снова вернулись в прежнее положение. Аэлин нахмурилась в ожидании пояснений.
— Не все данталли переживают столь страшные мучения. Вы ведь об этом сейчас думали?
— Об этом, — не стала отрицать охотница. — Значит, расплата по-настоящему страшна только для тех, кто умеет прорываться сквозь красное?
Аггрефьер пожал плечами.
— Все немного… сложнее. На деле они все это могут, но не все это делают. Я, по правде говоря, знаю только одного, кто научился. Может, в древности было по-другому, как знать! Так или иначе, каждый из них платит большую цену за свои возможности: боги наделили данталли силой, почти равной себе, и заставили жестоко расплачиваться за нее. Возможно, идеи Красного Культа не так уж нелепы, — невесело усмехнулся Теордор. Поймав возмущенно-предостерегающий взгляд Аэлин, он кивнул и предпочел пояснить. — В конце концов, если бы все данталли раскрывали свои возможности так, как это делает наш с вами общий знакомец, возможно, Арреда давно была бы под их контролем. Но знания об их истинных способностях были давно утеряны с гибелью острова Ллиан.
— Это ведь миф, — качнула головой охотница. — Остров, который был якобы уничтожен врезавшейся в него кометой и погребен в Малом Океане много лет назад.
— Тысяча четыреста восемьдесят девять, если быть точнее. И на нем якобы жили данталли, для которых красный не был серьезной помехой, и которые могли управлять кем угодно.
Аэлин покривилась. После долгих смутных времен на Арреде не осталось никаких письменных свидетельств реальности острова Ллиан, лишь слухи, передаваемые из поколения в поколение, и летоисчисление «с.д.п.», ведущееся с того дня, как родина опаснейших в мире иных существ пала под разрушительным ударом кометы.
— Что же они тогда и впрямь не захватили всю Арреду?
Аггрефьер пожал плечами.
— Человечеству повезло, что эти существа по природе мирные. Жестокость в них просыпается, только когда рождаются полукровки от связи с людьми. Это качество, как и мимикрия под цвет человеческой кожи, принесла им природа ваших собратьев, леди Аэлин. Кстати, если верить легендам, чистокровные данталли имели синюшный оттенок кожи за счет своей синей крови, — Теодор вздохнул. — Опираясь на этот же миф, можно сделать вывод, что некоторые данталли в момент гибели Ллиана на острове не присутствовали. От них и пошли те «демоны-кукольники», которых знаем мы сегодня. У них практически отсутствуют знания о своей природе, их некому было учить, а особенно мало этих самых знаний стало с сокращением числа данталли после Войны Королевств и расцвета Красного Культа. Большинство «демонов-кукольников», как их называют в народе, нынче озабочены тем, чтобы скрываться и применять свои способности редко и по случаю.
Охотница задумчиво покачала головой.
— О прорыве сквозь красное я впервые узнала именно от Мальстена. До этого мне ни разу не попадалось даже слухов о подобном в среде нынешних данталли. Если уж мы опираемся на миф…
— Да, в самосовершенствовании наш друг достиг определенных успехов, — хмыкнув, ответствовал аггрефьер, опускаясь на стул у небольшого деревянного столика и указывая гостье на кресло в углу комнаты у очага. Охотница присела и внимательно посмотрела на Теодора, ожидая продолжения. — Надо признать, что Мальстен действительно самый искусный данталли на моей памяти, а во время войны — еще до Нельна — я успел немало их повидать. Мальстен силен… был бы силен почти безмерно, если б не эта расплата. Он, конечно, считает виноватым в том, что теперь вынужден переживать, только себя, но я глубоко убежден, что в сложившихся обстоятельствах выбор у него был невелик. А Бэстифар его изуродовал почти намеренно. С целью привязать.
Произнесенное имя ярким всполохом прошлось по сознанию молодой женщины, отогнав все рассуждения о древних временах и острове Ллиан. Перед глазами мелькнуло бледное лицо Мальстена, его рука, отталкивающая отвар, успокаивающий воспаление, и его слова, произнесенные в бреду, выгнать из памяти которые до сих пор ей так и не удалось.
Нет, стой! Не надо, Бэс…
— Бэстифар… — повторила Аэлин упавшим голосом, не в силах заглянуть в глаза аггрефьера. — Бэс.
Во вздохе Теодора послышалась одобрительная улыбка, и охотница, наконец, столкнулась взглядом со своим странным собеседником.
— Кто это? Мальстен упоминал о нем лишь однажды, но так и не сказал, что это был за человек.
Теодор хмыкнул.
— Неудивительно. Он не любит распространяться о нем, как и о Войне Королевств.
— Вы тоже не расскажете? — испытующе прищурилась Аэлин.
— Отчего же, — ухмыльнулся аггрефьер. — Так мы, по крайней мере, найдем тему для беседы. К тому же отчасти это и моя история, поэтому ничего зазорного не будет, если я поведаю вам ее часть. Вижу, персона Бэстифара вас заинтересовала не на шутку. Не имеете ни малейшего представления, кто это?