Нити Данталли
Шрифт:
— Хорошо, — вздохнула Аэлин. — Я слушаю.
— Анкордский кукловод и я — это действительно одно и то же лицо, — кивнул Мальстен. Глаза охотницы округлились, рука вновь потянулась к оружию, однако молодая женщина остановила себя.
— Но вы ведь видите красное…
— Благодарю за ваше благоразумие, — хмыкнул кукольник. — Все верно. Вижу. Поэтому и говорю, что меня подставили. Это сложная и запутанная история, леди Аэлин. Когда я говорил, что у меня есть враги, то и впрямь имел в виду Рериха VII. Ему и Красному Культу выгодно было выставить меня в таком свете.
— Почему?
— С подачи Бенедикта Колера. У нас давние личные счеты. Я — единственный наследник
— Они признались в этом?.. — изумилась охотница. Мальстен поморщился.
— Под пытками, знаете ли, и не в таком можно признаться. А Культ умеет получать нужную информацию, не пренебрегая никакими методами.
Охотница прерывисто вздохнула, не оторвав при этом напряженного взгляда от бледного лица собеседника.
— И на это просто закрыли глаза?
Данталли кивнул.
— Король Кардении и ухом не повел, когда прознал об этом зверстве, он просто отдал Хоттмар Красному Культу, его заботили другие стратегически важные вещи. Ведь, по сути, у него Хоттмар никто не отбирал, наличие большого отделения Культа в стране сыграло ему только на руку.
— Боги. Мне так жаль… — сочувственно качнула головой Аэлин.
— Поэтому я отправился воевать за Анкорду, где дослужился до сотника. Счел Рериха VII достойным и сильным подспорьем, и до определенного момента так оно и было. Сотрудничество было взаимовыгодным: мои люди вошли в историю, принеся Анкорде не одну победу в сражениях. А я был под защитой сильного монарха. По крайней мере, мне так казалось тогда. Вот только мои с Рерихом интересы начали сильно расходиться. Видите ли, леди Аэлин, я был молод и импульсивен, посему думал, что воюю за правое дело на стороне правых людей. Когда до меня дошла мысль, что Рерих точно так же, как и остальные, просто пытается переделать Арреду под себя, а я сам после войны не добьюсь ничего, кроме рук, по локоть запачканных чужой кровью, я дезертировал. И, как вы понимаете, Рериху это не понравилось. Поползли разные слухи, и очень вовремя для короля Анкорды о себе напомнил Бенедикт Колер. Прознав обо мне, он предложил объявить меня данталли и прилюдно казнить вместе со всеми моими людьми, которые попали под мое влияние.
— Как я погляжу, у него не вышло, — нервно усмехнулась охотница.
— Найти меня ему не удалось, да, — передернул плечами Мальстен. — Но от самой затеи Колер отказываться не стал и даже выиграл на этом. Дабы сделать свое представление по-настоящему зрелищным, он поймал какого-то данталли, имеющего со мной отдаленное внешнее сходство, изуродовал его на пытках до неузнаваемости и казнил как анкордского кукловода в знак «восстановления справедливости». Синяя кровь этого существа доказала всем, что Мальстен Ормонт — командир Кровавой Сотни — был иным существом, демоном-кукольником, поработившим своих солдат, и вся Арреда поверила, что я получил по заслугам этой казнью. Никто и не задумался о том, что тот кукловод был фальшивкой. Слишком живы были воспоминания о битве при Шорре, слишком большую ярость вызывали данталли, вмешивающиеся в Войну Королевств, людей интересовало лишь воздаяние, больше ничего…
— Ох, —
— Сам я был уже далеко к тому моменту и слышал об этом лишь вести…
— Заявить о лжи Культа вы не могли, — понимающе кивнула Аэлин.
— А кто бы мне поверил? — усмехнулся Мальстен. — Меня объявили бы самозванцем и казнили бы без суда и следствия. За пособничество или что-нибудь еще — не думаю, что у Колера не нашлось бы фантазии, чтобы наскоро состряпать повод для новой расправы.
— И Колер устроил все это, чтобы у вас не было никаких прав на Хоттмар?
— Считаете это недостаточной причиной? — криво ухмыльнулся данталли, вживаясь в собственную полуправду. — Открою вам секрет, леди Аэлин, жрецы Культа расправлялись с людьми и за меньшее.
— Но ведь здесь замешан не только Культ, — качнула головой охотница. — Рерих Анкордский тоже приложил к этому руку. Не слишком ли это — казнить сто человек из-за одного дезертира? Зачем ему так поступать?
— Доподлинно мне это неизвестно, — покачал головой данталли. — Не знаю, какую именно выгоду он углядел в сотрудничестве с Колером. Но, когда меня объявили иным, у него попросту не осталось выбора. Чтобы избежать международного скандала, он вынужден был принять условия Культа. Полностью его мотивы для меня такая же тайна, как и для вас. Могу сказать только одно: его люди по сей день продолжают меня искать вместе с Колером, так что я не удивлюсь, если вскоре к нашим преследователям присоединится еще одна компания.
Мальстен тяжело вздохнул.
— Теперь вы понимаете, что происходит, леди Аэлин, и почему я хотел, чтобы наши дороги разошлись? Не знаю, чьи враги опаснее, мои или ваши, но знаю одно: Бенедикт Колер и Рерих Анкордский не остановятся, пока не покончат со мной.
— С нами, — нахмурившись, поправила охотница. — Человек Колера подсказал ему, что вы ушли не в одиночку. Так что, стало быть, теперь у нас с вами общие враги.
Герцогство Хоттмар, Кардения.
Тринадцатый день Фертема, год 1479 с.д.п.
Слуги отводили глаза и опускали головы, выкладывая поленья и сено у трех позорных столбов, выставленных на большом помосте посреди замковой площади. Большую территорию, на которой располагались конюшни, псарни, жилые дома для прислуги и роскошный парк, теперь наводняли люди в ярких, словно языки бесовского пламени, одеждах — длинных, как рясы служителей богов, либо походных, напоминающих кожаные доспехи с массивными плечевыми накладками — но одинаково алых, как кровавый хоттмарский закат. Снующие повсюду последователи Красного Культа изучали каждого слугу пристальным, внимательным взглядом, будто искали связь с демонами-кукольниками в самой глубине людских душ и знали, как эту самую связь распознать. Жители боялись попасться им на глаза: пример судьбы, постигшей хозяев этой земли, был достаточно наглядным, чтобы поселить опасение в сердце каждого хоттмарца.
Три человека стояли на высокой платформе, привязанные к деревянным столбам — двое мужчин и одна женщина. Над двумя из них дознаватели несколько дней работали с особой осторожностью, стараясь, чтобы на казни по внешнему виду этих людей невозможно было понять, насколько тяжелый и мучительный допрос им пришлось пережить: посему большинство полученных травм невозможно было заметить стороннему наблюдателю. Лишь изможденное выражение, застывшее на лицах обоих, говорило о том, что несколько последних дней, пока шло дознание, превратились для них в сущий кошмар.