Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать

Шем Айдын

К вечеру у Февзи собрались гости.

– Почему не приехала мама? – спросил Камилл, убедившись, что среди приехавших нет Хафизе.

– Маме тяжело. Она очень переживает, что не может никак помочь отцу. К счастью, режим в лагере, где отец, не строгий. Сейчас мама опять поехала к нему на свидание.

Не было и Керима, который накануне уехал «на побывку» к остающейся в Узбекистане семье.

Февзи с удовольствием показывал Камиллу свое «поместье». Уже был выкопан и залит цементом фундамент под солидный дом, посажены на склонах деревья, а на плоских участках двора радовали глаза грядки огорода.

– Все хорошо, -

говорил Февзи, - но я из-за этих забот все еще не могу выполнить свой долг пред моими односельчанами. Мурат-эмдже завещал мне найти оставшихся в живых и рассеянных в Узбекистане жителей нашей деревни и восстановить наши обычаи. А я никак не возьмусь за это святое дело. Такой грех!

– Да, но ты на родине растишь сыновей и это великое дело, – воскликнул Камилл.
– И я не сомневаюсь, что ты найдешь время и возможности, чтобы выполнить завет твоего эмдже. Главное – ты живешь в Крыму!

В тот вечер гости ели чебуреки и запивали их холодным компотом.

Глава 24

– Голубые кони покидают горы Крыма, - недоуменно говорил Старый Лесник, который хоть и с трудом, но добирался все же раз в месяц в летние предутренние часы до верхних скал, под которыми пролегал обычный путь голубых мустангов. Верный Сивка давно умер, и старик сам похоронил своего друга в яме, еще в годы войны взрытой на соседнем чаире залетевшим откуда-то артиллерийским снарядом.

Прозрачные монстры, порождения тайных могуществ, покидали Полуостров. Они уходили ночами через Ор-капу, называемый неправильно Перекопом. Куда они устремлялись, выйдя в Половецкую степь, не могли уследить те немногие наблюдатели, которых сумел когда-то привлечь к этому делу Старый Лесник. Другие мустанги переплывали пролив, отделяющий Пантикапею от Тамани, на скалах которой и собирался их немногочисленный табун на исходе ночи. Видели голубых коней и бросающимися в море с мыса Тарханкут, откуда, если бы им довелось преодолеть водную стихию, путь их лежал в Буджакскую сторону. И никто из людей не знал, несут ли эти создания кару или спасение.

Но покидали Крым только те бестелесные призраки, к которым пришло такое повеление, были и скрытно оставшиеся. Об этом не ведал старик, к которому не шел сон в эту ночь, как, впрочем, и во многие прежние. Он вышел из хижины и долго стоял, опираясь на суковатую палку, вглядываясь в звездное небо, будто в ожидании какой-то вести. Ночь была тиха, ни один листок не шевелился на окрестных деревьях, небосвод был чист и покоен. Старый Лесник вздохнул и поковылял в дом, под теплое одеяло.

… И в то же самое время Камилл стоял под июньскими звездами, которые в эту безлунную ночь только и освещали склон, уходящий вниз, к Холодному озеру. Костер погас, женщины и мужчины сидели вокруг еще пышущих жаром красных углей и о чем-то тихо переговаривались. Февзи вместе с молодой женой и ее братом вытаскивали из своей двухкомнатной времянки все, какие нашлись, одеяла и ватные телогрейки, чтобы вместе с гостями как-то устроиться подремать до утра под открытым небом. В самой же времянке уже давно сопели носиками ребятишки, так храбро заявлявшие о желании танцевать и петь до утра.

 Камилл ощущал

некое просветление в душе, очищение, подобное тому, которое он испытал когда-то у ограды дома, где прошло его детство, того дома, который посещал его регулярно в мистическом сне с большой птицей в ярких перьях. Все обуревавшие его страсти вдруг показались ему мелкими по сравнению с тем, что обрел его друг Февзи на этом горном склоне. Сейчас он утвердился в давно обдумываемой мысли, что надо сменить доминанту, сменить главенствующее направление своих усилий. Не надо бороться за место в Москве, надо бороться за место на своей родине, за место в Крыму. Эта борьба будет не менее трудной, но она обречена на несомненную победу, ибо это священная борьба. На родной земле он вновь обретет прежнюю силу и уверенность, здесь рядом с ним будут стоять плечом к плечу его братья и сестры - его соплеменники. И если в Москве гвардейцы из тайного эскадрона могут забить его насмерть в подворотне, или их сослуживцы в белых халатах заточат его в психушку, где он окончит свои дни в унижении, то здесь, в Крыму, если суждено ему погибнуть в сражениях за счастье и достоинство своего народа, соратники похоронят его с честью в родной земле…

Камилл тряхнул головой, отгоняя пафосные мысли. «Переходи от философствования к практике и все будет хорошо!» - строго наказал он себе.

Все будет хорошо, если от повседневной суеты перейти к конкретному действию в выбранном направлении. И сам он будет жить на родине в окружении единомышленников, и Февзи сумеет реализовать свое обязательство найти оставшихся в живых односельчан.

И каждый из крымчан обретет то, к чему стремится его душа, и каждый будет счастлив по своему.

Камилл негромко рассмеялся и вышел за калитку.

 Невидимая в темноте кремнистая тропа вела к верхушке холма, и он медленно пошел по ней. Колючие плети горной ежевики цеплялись за рукава рубашки, и тогда он отодвигался, но вскоре уже с другой стороны острые колючки царапали его руки. Наконец, по налетевшей струе холодного воздуха он понял, что вышел на вершину. Он глубоко вдохнул, поднял глаза на открывшееся полнозвездное небо, потом оглянулся вокруг.

Отсюда раскрывался широкий вид на смыкающийся с морской гладью горизонт – морское пространство угадывалось по огонькам далеких судов. Камилл вспомнил картину, представшую перед ним в такой же предрассветный час на склоне под Ай-Петри. И дрожь пробежала по его спине от предчувствия нового знамения. Вдруг в зените стал возникать на поле меркнущих звезд большой светлый круг, приобретая бирюзовый цвет – цвет дневного крымского неба. Камилл заметил это излучающее свет бирюзовое сияние, когда блики от него упали на землю.

Круг вытянулся в волнообразно развевающееся бирюзовое знамя. И вот в центре знамени стала проявляться Золотая Печать в виде четко очерченного трезубца, подобного находящимся в равновесии весам.

И вот в центре яркого круга стала проявляться Золотая Печать в виде четко очерченного трезубца, подобного находящимся в равновесии весам.

И многие видели этот прекрасный диск со сверкающим символом посередине, и все дивились ему.

И многие видели это прекрасное знамя со сверкающим символом посередине, и все дивились ему.