Низина
Шрифт:
Он не помнил толком, как здесь было раньше. И все-таки он жил здесь, глядел из этих маленьких окошек, когда занимался. Это было так давно, он только приехал в Род-Айленд, и Удаян тогда был еще жив. Здесь, в этом доме, он читал письма Удаяна. Здесь он увидел фотографию Гори, разглядывал ее, пытался представить себе, какая она в жизни, и даже не подозревал, что ему будет суждено жениться на ней.
Элиза рассказывала о мебели и об истории поселка, который когда-то принадлежал к коммерческому кварталу города. Рядом с домом когда-то располагалась шляпная мастерская, а за ней цирюльня, куда
Этот дом, оказывается, раньше принадлежал портному, здесь он жил и держал свое ателье. Потом здесь находилась контора адвоката, а еще позже дом просто служил жильем для четырех поколений владельцев. В шестидесятых годах его сдали внаем. Последний владелец перед смертью завещал дом местному историко-краеведческому обществу, которое, постепенно собрав средства, отреставрировало его в сотрудничестве с местной галереей искусств для проведения художественных выставок на первом этаже.
Он был потрясен таким рвением — сохранить для потомков подобные места. Всю эту старинную мебель, посуду, утварь, канделябры и паркетные полы. Чтобы нынешние поколения могли иметь представление о том, как жили люди в старые времена.
Экскурсия произвела на него волнительное, почти гнетущее впечатление. Он чувствовал себя здесь чужим, лишним. Не только в этом доме, но и вообще на земле. Прошлое закрывало перед ним двери, отказывалось впустить его. Оно только напоминало ему: здесь он оказался случайно, осел и обжился, но это не его место. Как и Бела, оно приняло его, но в то же время сохранялась дистанция. Среди здешних людей и здешней природы, которую уже хорошо изучил и полюбил, он по-прежнему оставался гостем. Возможно, даже самым худшим типом гостя — который отказывается уходить.
Он подумал сейчас о двух домах, принадлежавших ему. О доме в Толлиганге, где он не был ни разу после смерти матери, и о доме в Род-Айленде, где его бросила Гори. За домом в Толлиганге присматривал один его родственник — сдавал дом в аренду, собирал плату и помещал ее на банковский счет, вычитал только сумму, необходимую для ремонтных надобностей.
Он точно знал: никогда не вернется туда, и все же никак не мог решиться продать этот крошечный клочок земли и этот дом, который по-прежнему называл родительским.
Дом в Толлиганге сейчас снимал врач с семьей, первый этаж служил ему приемной и кабинетом. Вряд ли этому жильцу была известна история дома и его владельцев, хотя, возможно, он и слышал что-то от соседей. Какую-нибудь искаженную версию. И вряд ли лет через двести в дом будут приходить группы восхищенных экскурсантов.
Когда экскурсия закончилась, он записал свое имя, номер телефона и электронный адрес в журнале историкокраеведческого общества. Элиза вручила ему еще одну открытку с приглашением на распродажу садовых растений в следующем месяце.
После их короткой беседы перед началом экскурсии она не уделяла ему особого внимания и обращалась только ко всей группе. Не подошла к нему, когда он стоял один на втором этаже в холле, в той части дома, которая казалась ему особенно близкой.
Из этого он сделал заключение: она пригласила его только ради своего краеведческого общества, а не по какой-либо еще причине. Но спустя несколько
— У вас все в порядке?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Да вы в тот день выглядели каким-то потрясенным. Я не хотела вам мешать.
Она позвонила, чтобы пригласить его еще на одну экскурсию. Не на спектакль и не на концерт, от которых он, скорее всего, отказался бы. Она сказала, что помнит, как на похоронах Ричарда он упоминал, что любит пешие прогулки по велосипедной трассе. А она, оказывается, была членом походного клуба, раз в месяц устраивавшего экскурсии к местным памятникам природы.
— Мы в следующий раз встречаемся у Большого Болота, вот я и подумала о вас, — сказала она перед тем, как спросить, готов ли он присоединиться.
Глава 3
Листва на деревьях гинкго пожелтела. В это пасмурное утро только она ярко выделяется в городском пейзаже. Дождь лил всю ночь, опавшая листва особенно сильно усеяла каменные плиты дорожки. Плиты неровные, со всех сторон на них напирают корни. Верхушек деревьев вообще не видно из окон комнаты Белы, расположенной на две ступеньки выше над землей. Их видно, только если выйти на крыльцо.
Квартал представляет собой ряды домов, выстроенных лицом друг к другу. Дома по большей части нежилые, только несколько из них заселены. Бела оказалась здесь случайно. Вообще-то она жила в другой части штата, к востоку от Олбани, а сюда приезжала каждую субботу за продуктами на фермерский рынок. И кто-то на рынке сообщил: здесь запросто можно снять комнату.
То есть ей выпала хорошая возможность задешево поселиться на некоторое время в Бруклине. Тут она и работу себе нашла. Хорошая работа — превращение заброшенной детской площадки в огород. Ей помогают после занятий школьники. Она учит их вскапывать грядки, правильно удалять сорняки, сажать подсолнухи вдоль ограды, объясняет разницу между грунтовыми овощами и парниковыми. Бела уже сумела привлечь к этому труду и граждан постарше, а теперь добровольцы все прибавляются.
Еще десять человек живут с ней в доме, рассчитанном на одну семью. Писатель, ювелир, программист. Разные профессии. Одни только закончили колледж, у других за плечами вся жизнь. Каждый из них живет сам по себе, по своему расписанию, но готовят еду для всех, по очереди. У них общая кухня, общие коммунальные счета, общий телевизор, общее хозяйство и обязанности. Ванную по утрам они занимают тоже по очереди, по графику. По воскресеньям готовят еду все вместе.
Люди здесь до сих пор говорят о стрельбе, произошедшей несколько лет назад средь бела дня на углу у аптеки. Тогда погиб четырнадцатилетний мальчик, его родители живут через дорогу. Местные жители теперь обходят эту аптеку стороной, и папы по утрам провожают своих детей в школу.
Один из домов в конце квартала затянут реставрационной сеткой. Там, рядом с нетронутым цветником, полным ходом идут работы. Фамилия подрядчика на табличке итальянская, но трудятся там выходцы из Бангладеш. Они говорят на языке, на котором разговаривали друг с другом родители Белы, этот язык она в детстве понимала лучше, чем английский, но не слышала с тех пор, как мать ушла из семьи.