Но в снах своих ты размышлял...

Мехтель Ангелика

Лишь изредка Бук вспоминает о жене и о детях.

Началось это три года назад. Бук жил тогда в маленьком городке к северу отсюда. Все у них было хорошо, Бук на досуге разводил породистых псов.

И когда однажды вечером жена положила перед ним на стол судебную повестку, он растерялся. Ведь никаких проступков за ним не было.

Что это значит? — спросила жена. Просто ума не приложу. И она засмеялась, сверкнув белыми зубами. Бук любил ее смех.

Она

посоветовала ему завтра же утром сходить в полицию и выяснить, в чем дело.

Наутро Бук еще до работы отправился в участок. Предъявил повестку и спросил, зачем его вызывают. Оказалось, сотрудник, ведущий его дело, как раз сегодня выходной.

Но ведь и вы, наверное, знаете, зачем меня вызывают, казал Бук с изрядной долей самоуверенности.

Молодой полицейский быстро посмотрел на него, смерил взглядом с головы до ног.

Что произошло? — спросил Бук, и в ушах у него ожил смех жены. Что это значит, а?

Вы только не волнуйтесь, ответил полицейский, тут один заявил на вас. Якобы вы убили в Тюбингене какую-то женщину.

Бук прямо-таки опешил.

Да вы не расстраивайтесь, успокоил полицейский, все не так уж и страшно.

Дома Бук спросил у жены: Что мне им сказать?

Тюбинген? — переспросила она. Но ты же никогда не бывал в Тюбингене.

У нее было доброе сердце. С годами она понемногу подкапливала жирок на бедрах и плечах и становилась все больше похожа на свою мать.

Бук чувствовал себя уютно рядом с нею. А о ее благорасположении давным-давно перестал беспокоиться.

Так и говорят: ты, дескать, ее убил? Она накрывала на кухне стол — пять тарелок, пять приборов: вот-вот придут из школы трое их детей.

Он сказал, все не так уж и страшно, ответил Бук, по-прежнему растерянный.

Спутали, наверное. Так тоже бывает, заметила она.

Детям они про это словом не обмолвились.

Завтра иду к парикмахеру, сказала жена Бука.

Старшему мальчику нужны новые футбольные бутсы.

Бук согласно кивнул. Этого было достаточно.

У них в семье ссоры случались редко.

Все как будто бы не так уж и страшно, сказал Бук на следующий день сотруднику, который вел его дело. Чтобы съездить в полицию, он отпросился после обеда с работы.

Полицейский, с которым он разговаривал, вызывал симпатию. Мой ровесник, под сорок, не старше, думал Бук, глядя, как тот листает бумаги.

Я никогда не бывал в Тюбингене, заверил Бук, и его визави успокаивающе поднял руку.

Спутали, наверное, так тоже бывает, сказал Бук.

Полицейский оторвался от бумаг и посмотрел на Бука. Не волнуйтесь, так действительно бывает, и часто. Вы — четыреста пятьдесят первый подозреваемый по делу об этом убийстве.

Бук облегченно вздохнул.

Это дело — одно из тех, о которых

сообщают по телевидению, чтобы при содействии населения выйти на след преступника.

Я изредка смотрю такие передачи, сказал Бук. Из-за детей. Для них это как захватывающий кинодетектив.

Бук успокоился. Полицейскому больше незачем поднимать руку. Все вполне безобидно.

Ну правда, с какой бы стати ему убивать женщин?

Тем не менее, чтобы закрыть дело, надо выполнить ряд формальностей, сказал полицейский. Порядок есть порядок.

Бук несколько смутился, ведь этот порядок был ему пока незнаком.

Начнем с протокола, решил полицейский; держался он с Буком весьма дружелюбно.

Заправив в машинку нужный бланк, он любезно помог Буку одолеть первые формулировочные трудности.

Вошел совсем молоденький полицейский и, узнав, что здесь происходит, с ухмылкой заметил: Очередной псих. В виду он имел явно не Бука.

Сидя за одним из столов позади барьера, разделявшего помещение, Бук слушал полицейского и раз за разом согласно кивал, когда тот предлагал записать такое-то показание.

Бук заверял, что отнюдь не совершал три года назад нападения на коммерсантку Клаудию Штауденмайер в ее собственном магазине, по адресу: Тюбинген, Вокзальная улица, семь, — не убивал ее, нанеся удар по голове и десять ножевых ран, и не грабил. Я вообще не бывал в Тюбингене, говорил Бук.

Все ясно, сказал полицейский. И не стал нажимать, когда Бук не сумел вспомнить, где находился три года назад седьмого июня.

Не помню, сказал Бук, наверное, на работе был, как всегда. Три года — очень уж долгий срок.

Вы не волнуйтесь, опять сказал полицейский, и Бук решил, что опасность миновала. Он был спокоен и невозмутим, даже узнав, что для процедуры уголовной регистрации необходимо соблюсти еще кой-какие формальности.

Бук безропотно позволил отвести себя в соседнюю комнату. Он не боялся полиции. Никаких проступков за ним не было и нет. И ничего ему не грозит.

В соседней комнате ждали двое. Один сфотографировал Бука в фас и в профиль, второй снял у него отпечатки пальцев и показал потом, где можно отмыть штемпельную краску.

Легонько подмигнув, чуть ли не весело Бук спросил: Я что, попал в картотеку преступников?

Это так, формальность, заверили его. Ведь через некоторое время его дело будет прекращено, поэтому бояться не стоит.

А чего мне бояться? — спросил себя Бук.

Дома он рассказал жене, как все прошло в полиции, и она рассмеялась. Он любил ее смех, ведь при этом она показывала свои ровные белые зубы.

В выходные он вместе с женой и детьми поехал в соседний город, повез одного из лучших своих псов на собачью выставку.